Антон Сибиряков: Падение вверх

— Буду.

— Ну, пока тогда.

— До завтра.

Антон вышел из участка, под голубое весеннее небо и понял, что жутко голоден. Возвращаться в MacDonalds ему не хотелось, и он решил пообедать в гостинице.

В местной столовой, которая почему-то упорно именовалась рестораном, ему хватило денег только на лапшичный суп с фрикадельками, помятую глазуревую булочку и чашку кофе. Антон хлебал бульон, стуча ложкой о тарелку, и наблюдал за официанткой, натирающей столы. На ней была коротенькая юбочка, и, когда она тянулась к дальнему краю стола, юбка ползла вверх, оголяя бледные бедра. Девушка не была красавицей, но с первого взгляда становилось ясно, насколько хорошо она владеет своим телом. Ведь даже здесь, в пустом зале ресторана, она двигалась так, что ее хотелось прижать к столу, задрать юбку и оттрахать по-собачьи. Но Антон только наблюдал за ней, прожевывая безвкусные фрикадельки, и стучал ложкой о тарелку. Покончив с супом, он сжевал половину булочки — ровно столько хватило официантке, чтобы протереть оставшиеся столы, — одним махом выпил кофе и поднялся в свой номер.

Комната 202, которую ему выделили власти ЗАТО, была одноместной, без каких-либо удобств. Общая душевая находилась в конце коридора, как и туалет, в котором, в отличие от душа, Антон все-таки отважился побывать.

В номере на криво побеленной стене, над незаправленной кроватью, висело большое зеркало. Антон подошел к нему вплотную, разглядывая свое осунувшееся, поросшее щетиной лицо, но никаких изменений не заметил. Разделся догола, снял зеркало с гвоздей и осмотрелся целиком. На коже, под ребрами, краснело несколько свежих ссадин, о которых он не помнил. Все остальное выглядело так же, как и всегда.

— Господи, что я делаю?..

Он засмеялся и махнул отражению рукой. Повесил зеркало обратно, натянул трусы и улегся на кровать. За окном светило солнце и пели птички. И ему никак не думалось, что сейчас, после разговора с отцом погибших девочек, он сможет уснуть. Но странная усталость, похожая на жирную кассиршу, навалилась на него всем телом и прижала к кровати. Он закрыл глаза и открыл их только ночью, оттого что одежда, сваленная кучей на полу, жужжала и вибрировала.

— Черт…

Он подскочил на ноги и принялся рыться в ней в поисках сотового.

Номер снова был неизвестным, но последние цифры показались Антону ужасно знакомыми, и он раскрыл мобильник.

— Да?

Это была какая-то женщина.

— Антон, это ты?

— Кто это?

— Ой, позовите, пожалуйста, Антона.

— Сейчас… — он зажал трубку ладонью и откашлялся. — Слушаю.

Женщина немного помолчала.

— Что у тебя с голосом, ты пил опять?

— Я спал.

— Пьяным сном? Ладно, это твои дела. Ты прости, что я ночью, думала, ты, как обычно, пишешь что-нибудь…

Эту женщину Антон знал: голос, как и последние цифры ее мобильника, были ему знакомы. Но он упорно не мог вспомнить, кто она такая и как ее зовут.

— Что стряслось? — он протер пальцами липкие от сна глаза.

— Просто хотела узнать, как у тебя дела. Все-таки мы не чужие друг другу.

«И эта туда же,» — подумал Антон, присаживаясь на кровать.

— У меня все отлично, спасибо. Работаю…

Женщина снова молчала.

— Я бы поговорил…

— Да что с тобой такое?! — вдруг крикнула она. — Я тебе поражаюсь! Тебе что, совсем не интересно, как живут твои дети?!

Теперь он вспомнил — этот голос принадлежал его бывшей жене, которая ушла от него к чертовому блондину-адвокатишке. Именно так она кричала в тот день, когда съезжала из его квартиры. Он стоял пьяный в проеме двери и с идиотской улыбкой подсчитывал коробки с ее вещами, которые таскали грузчики.

«Так что же ты меня не зовешь?» — зло подумалось ему.

— Интересно. Но я сейчас в командировке.

— Зайдешь к нам, как вернешься?

— Да, я обещаю.

— Девочки будут рады.

Она соврала. Он давно уже был для них чужим человеком.

— Я куплю подарки…

— Не надо подарков. Приди хотя бы сам…

— Хорошо. Мне нужно идти.

— Конечно. Пока.

— Пока.

Он положил телефон рядом на кровать и до рассвета просидел в одной позе, не сдвинувшись с места.

Петя заехал за ним рано, на провонявшем бензином полицейском УАЗике, с пыльным салоном и грязными стеклами. Эти машины в народе ласково окрестили «бобиками» из-за их «комфортности» при езде и схожести передка с бульдожьей мордой. Сидения в таких машинах всегда напоминали Антону спортивных козлов из советских спортзалов, на которых махали ногами гимнасты-комсомольцы. И, когда «бобик» набрал ход, Антон почувствовал себя одним из них.