Александр Проханов - Виртуоз

Ромул говорил пылко, исповедовался в тайной, снедавшей его страсти, молился обожаемому божеству. Был беззащитен пред наблюдавшим его Ремом, который холодно изучал его лоно, где свернулся горячий, пульсирующий эмбрион. Присосался незримыми щупальцами, пил энергию, готовился выпустить черный разящий клюв.

— Дорогой Виктор, ты находишься во власти великой иллюзии. Не будет никакого Развития. Народ не будет работать на твоих гипотетических стройках, запускать твои иллюзорные ракеты, строить твои сказочные звездолеты. Народ надорван, пьет и бездельничает, вырождается, и чтобы ему было радостно вырождаться, ему придумали Диму Билана и «Евровидение», Ксюшу Собчак и «Дом– 2». Элита, которую ты называешь: «мои чекисты», торгует, ворует, учит детей в Европе, отправляет жен рожать в Израиль и приезжает в Россию посмотреть, сколько еще осталось нефти и газа в их фамильных скважинах, поглазеть на чудаков, устраивающих «марш несогласных». Через десять лет нас завоюет Китай или Турция, и если ты хочешь, чтобы этого не случилось, нам следует добровольно сдаться Америке. Наши ресурсы — ее технологическая мощь. Наши пространства — ее геополитический гений, способный распорядиться этими пространствами. Находясь под протекторатом великой Америки, мы сбережем свои состояния, сохраним свои привилегии, в конце концов, просто останемся живы.

— Ты веришь в Америку? Веришь, что они станут приглашать тебя на встречи «восьмерки»? Устраивать тебе приемы в Кэмп-Девид? Как только ты лишишься последней ракеты, отдашь им последнее нефтяное поле в Сибири, они выкинут тебя на свалку, предварительно сняв со счетов все твои деньги. Так было с Нарьеги и Маркосом, с Милошевичем и Саддамом Хусейном. Сначала — лучшие друзья, потом — тюрьма и смертная казнь. Только мощная Россия с ядерной триадой и непобедимой армией — гарант того, что в Кэмп-Девиде лакей станет открывать дверцу твоего лимузина.

Ромул клокотал огненной страстью, которая сжигала его и опустошала. Рем исподволь управлял этим горением, поглощал потоки исходящей от Ромула энергии, пил, наслаждался. Его щеки нежно розовели, глаза наполнились влажной истомой, как если бы перед ним была желанная женщина. Ромул бледнел, щеки и виски проваливались, на скулах гуляли бело-синие желваки.

— Кажется, ты и впрямь возомнил себя Президентом? Надумал самостоятельно управлять внешней политикой? Собрался изменить курс, который я выстраивал, начиная с Мюнхенской речи? Ты — жалкий ставленник, временщик, дутая фигура. Ты — надувной Президент, из которого я в любой момент могу спустить воздух, и от тебя останется плоский резиновый чехол!

— Нет, я Президент России, со всеми дарованными мне Конституцией полномочиями, — спокойно возразил Рем.

— Конституция?.. Полномочиями?.. — задохнулся Ромул. — Да я вышвырну тебя из Кремля, как вышвыривали самозванцев. Я загоню тебя на колокольню Ивана Великого и скину на землю, на потеху толпе! У меня в руках партия, и она объявит тебе импичмент! У меня в руках губернаторы, и они утвердят этот импичмент в Совете Федерации? У меня «силовики», спецслужбы, они приедут к тебе ночью, замотают в мокрую простыню и станут пропускать ток, пока ты не станешь полным идиотом, и твою фотографию опубликуют в журнале «Занимательная психиатрия»! Ты думаешь, когда я передавал тебе власть, я положился на твое благородное слово? Не было у тебя никогда благородного слова, ни и детстве, ни теперь! Я обложил тебя такими системами страховки, что ты пикнуть не сможешь без моего волеизъявления! — на бледном лице Ромула безумно сияли выпуклые голубые глаза, оскал влажно, хищно блестел. Рем вдруг представил его маленький голый череп, заостренный, как у лисы, с хохочущим оскалом, и этот выскобленный до белизны череп лежит на земле, и он, Рем, перешагивает его, заглядывая в пустые глазницы.

— Твои «силовики» давно уже — «слабовики», торгуют мебелью и китайским ширпотребом. Они у меня в кармане. Твои губернаторы ненавидят тебя за то, что ты отнял у них полномочия. Я обещал им вернуть полномочия, и они все, как один, за меня. Крупный бизнес не простил тебе расправы над ЮКОСом, изгнание Березовского и Гусинского, олигархи называют тебя палачом. Интеллигенция видит в тебе второго Сталина, только и ждет, чтобы забросать тебя грязью. Церковь, которую ты считаешь своей опорой, давно уже перенесла от тебя ко мне свои епитрахили, панагии, клобуки, а также дорогие «мерседесы» и «вольво». Партия, которую ты собирал из камней, кизяков и головешек, надеясь превратить ее в свою политическую гвардию, так и осталась сборищем карьеристов, мелких спекулянтов и жуликов, готова голосовать за меня. Америка и Европа видят во мне либерала, а в тебе едва ли не Гитлера. Ты — один, давно один, но не замечаешь этого!