Александр Проханов - Виртуоз

Почтительно, с полупоклоном, приблизился служитель зверинца:

— Тигра будем кормить, Артур Игнатович?

— Конечно. Из-за глупости людей звери не должны оставаться голодными.

Они проследовали по дорожке в сосновую рощу, среди которой располагались вольеры и клетки с животными. Здесь был жираф, нелепый и печальный в своей красоте, с очаровательной женственной головой и трогательными рожками. Потешные лемуры — сгустки пушистой шерсти, из которой смотрели черные изумленные глаза. Африканские антилопы с огромными винтообразными рогами, словно это были прически, выполненные экстравагантным парикмахером. В железной клетке возлежал тигр, подарок уссурийских звероловов — золотой, с черными полосами. Белая грудь, ленивые лапы, круглая, сонная голова с усами. Прищуренные зеленые глаза вдруг растворялись, полные ненавидящего желтого блеска, хвост начинал громко стучать по земле, из горячей пасти вываливался красный язык, облизывал усы, белые, в мокром блеске клыки.

Рем приблизился к стальной клетке, восхищаясь своим любимцем, вдыхая запах могучего, наполненного неистовой силой тела, — вместилища первозданной свирепости, жестокой красоты, дремлющей ярости.

— Ты моя кошечка, кушать хочешь? Забыли нашу кошечку накормить, — он чуть сюсюкал, гулил, словно разговаривал с младенцем, окружая его нежностью и обожанием. Повернулся к служителю: — Давайте кормить нашу кошечку.

Тот сделал повелевающий взмах. В соснах зарокотал мотор, появился крохотный трактор. Толкал перед собой решетчатый, на колесах, короб, в котором колыхалась, пугливо переступала ногами самка оленя. Розоватое, в золотистых крапинах туловище, точеная мягкогубая голова, на которой мерцали, страшились, умоляли влажные, окруженные ресницами глаза. Тракторист в комбинезоне, ловко управляя трактором, подогнал клетку с оленихой к жилищу тигра. Щелкая электрическими замками, служитель отворил двери в обеих клетках, и между тигром и оленем больше не было разделяющих стальных перегородок.

— Ну, давай, давай, пошла!— подгонял он олениху, толкая кулаком в мохнатый дышащий бок. Животное упиралось, отступало, мелко дрожало. С ужасом смотрело в свободный от решетки проем, в котором желтела сонная полосатая громада, — Давай ее, суку, выдавливай! — сердито приказал трактористу служитель.

Тот что-то нажал на пульте. В клетку стала въезжать штанга с поперечиной. Коснулась оленьих ног, давила, толкала. Животное приседало, противилось, скользило копытами по стальному поддону, а потом неловким больным скачком впрыгнуло в тигриную клетку, шарахнулось, прижалось к железным прутьям. Служитель замкнул дверь. Трактор отъехал.

— Ну что ж, блюдо подано. Пожалуйте кушать, — Рем наслаждался зрелищем, которое воссоздавало в искусственных условиях вековечную драму живой природы, где совершалась непрерывная схватка. Происходило поедание одних другими. Благоденствие слабых приносилось в жертву процветанию сильных. Не было места этике, состраданию, а торжествовал закон выживаемости и пирамидальной иерархии видов.

Тигр продолжал лежать. Шевелил ноздрями, тревожно, жадно втягивал воздух, пропитанный оленьим страхом, предсмертным потом, влажной удушливой прелью. Его сонные глаза расширились, наполнились изумрудной тьмой. Почернели, выпукло уставились на добычу, словно гипнотизировали ее. Олениха теснилась к железным прутьям, ноги ее подкашивались, из глаз текли слезы. Тигр набухал, увеличивался, мускулы его наливались огненной силой, хвост с деревянным стуком ударял о пол клетки. Шумно метнулся, сверкнув клыками, ударяя их блеском в оленье горло, громко сокрушая добычу. Розоватое пятнистое тело билось под полосатой черно-рыжей громадой, копыта скользили, глазастая голова запрокинулась. Тигриная пасть хрипела, вырывая из оленьего горла кровавый комок, и в открывшейся дыре хлестала кровью порванная артерия, дергалась трубчатая трахея, из которой вырывался свист. Был виден белый олений пах, нежные соски, курчавые ляжки, из-под которых вытекала прозрачная лужа. Тигр хлюпал, хрипел, с хрустом ломал позвонки, тянул упругие красные жилы. Олениха еще жила, открывала мягкие губы, скалила желтоватые зубы, на которых дрожал розовый пузырь. Тигр рвал клыками олений живот, зарывался в сочную мякоть, глотал выдранные вместе с шерстью и кишками ломти. Из клетки в лицо Рема бил запах парного мяса, красный дух смерти, удушающее зловонье насилия. Он испытал мучительную сладость, сладострастную дрожь, слепящую судорогу. Повернулся и вяло побрел прочь, слыша за спиной мокрое чавканье и урчанье.