Миккель Биркегор - Через мой труп

На то, чтобы восстановить дыхание, у меня ушло несколько минут. За это время я слышал, как на улице кого-то позвали, затем где-то хлопнула дверь подъезда, и снова наступила тишина. Бутылки, на которых я лежал, были жесткими, как камни, но я боялся пошевелиться, хотя все тело отчаянно ныло. Шум от моего прыжка мог разбудить весь квартал, однако я надеялся, что меня никто не видел. Тем не менее на всякий случай я выждал еще минут пять.

Проникнуть в квартиру оказалось не таким-то простым делом. Весь пол балкона был усеян пустыми бутылками, поэтому, чтобы открыть дверь, мне пришлось снова аккуратно ставить их и отодвигать в сторону, не забывая при этом соблюдать полнейшую тишину и прочие меры конспирации. Каждое движение отзывалось саднящей болью в ребрах, и временами мне приходилось делать перерывы, чтобы перевести дух. Наконец я расчистил достаточно места для того, чтобы приоткрыть дверь и заползти внутрь.

Оказавшись на полу комнаты, я позволил себе наконец бессильно откинуться на спину и во весь голос застонать. Затем опять исследовал на ощупь свои многострадальные ребра, однако переломов вроде бы не обнаружил.

В квартире стояла полная тишина. Я слышал лишь собственное тяжелое и прерывистое дыхание. Было душно, и отчаянно пахло пылью. Хоть балконная дверь и была приоткрыта, этого было явно недостаточно для притока свежего воздуха. Пол, на котором я лежал, был паркетным. В паре метров от меня стояли темный кожаный диван, кресло и журнальный столик, на котором громоздились пустые бутылки и чашки с засохшими остатками кофе и сигаретными окурками. Стены комнаты были заставлены какими-то пустыми стеллажами, и, только когда я задернул шторы и включил свет, я понял, что это книжные полки — без книг.

Это открытие заставило меня нахмуриться. Мортис обожал книги, он не мог даже представить себе дом, где не было бы книг. Телевизионная тумба также оказалась пустой, хотя темный прямоугольник, выделявшийся на пыльной поверхности, свидетельствовал о том, что еще совсем недавно здесь стоял телевизор.

В прихожей высилась огромная груда газет и почтовых доставок — главным образом различных счетов. Она была чуть сдвинута в сторону, ровно настолько, чтобы дверь можно было немного приоткрыть. На самой двери я увидел тот предмет, который искал: рядом с отверстием для писем на резинке болтался запасной ключ Мортиса, так что посвященный мог легко подцепить его пальцем и вытащить наружу. Я в сердцах громко выругался, и ребра тут же отозвались ноющей болью.

Вытащив из кучи нижнюю газету, я посмотрел на число. Газете было больше месяца. Неужели Мортис переехал, сбежал, или он просто ленится разбирать свою почту?

На кухне я нашел новые опорожненные бутылки. Пустота холодильника напоминала пустоту книжных полок. На кухонном столе и в мойке вперемешку валялись грязные тарелки, стаканы и смятые коробки от пиццы. В шкафах еще оставалось немного чистой посуды.

Я распахнул дверь в ванную комнату. Здесь горел свет. Стены были отделаны желтым пластиком, углы закруглены — по-видимому, специально, чтобы не скапливалась пыль. Больше всего это помещение напоминало одно из помещений парома, ходящего через Большой Бэльт. [32] Большой Бэльт — один из датских проливов. Внутри стоял резкий запах мочи. Давно не мытый унитаз покрылся налетом грязи и из белого стал совсем бурым. В умывальнике валялась бутылка из-под джина. Длинная, до самого пола, занавеска душа была задернута.

Я уже собрался погасить свет и закрыть дверь, как вдруг нечто заставило меня остановиться. Раз уж я попал сюда, следовало убедиться, что я ничего не пропустил. Затаив дыхание, я взялся за занавеску, собираясь отдернуть ее в сторону. Сердце и рассудок уже давно подсказывали мне, что я могу за ней увидеть клише из триллера: окоченевший труп, бледный и обнаженный, вперивший в меня свой невидящий укоризненный взгляд.

Решившись наконец, я одним движением отдернул занавеску.

На полу, свернувшись калачиком, лежал Мортис. Его длинное тело скорчилось в тесной кабинке, однако он не был обнаженным и не смотрел на меня мертвыми глазами. Похоже, он спал. Длинные, до плеч, неухоженные волосы были спутаны. С тех пор как я видел его в последний раз, в них появилось множество седых прядей. На нем была белая рубаха в желтых пятнах, тощие ноги скрывала пара черных джинсов. Из них торчали босые, чуть ли не пепельно-серые ноги.

Я присел на корточки и тронул его за плечо: