Миккель Биркегор - Через мой труп

— Как ты мог, Франк?

Взгляд Лины прожигал меня насквозь, больше всего мне хотелось провалиться сквозь землю. Я чувствовал, что мои ладони вспотели, щеки вспыхнули и пылают огнем.

— Что ты имеешь в виду? — с трудом выдавил я из себя. Слова прозвучали глухо и чуть слышно.

Тем не менее вопрос мой был закономерен. Невозможно было предположить, что Лина уже знает о нас с Линдой. Вполне вероятно, что кто-то заходил в туалет, пока мы предавались нашей похоти в кабинке, однако вряд ли это мог быть человек, который бы знал одновременно и меня, и Лину. Это было бы слишком уж неправдоподобно. На какой-то момент раскаяние в супружеской измене отступило на задний план.

Я решительно выпрямился и недоуменно развел руками:

— Так что же я сделал?

Ожидая ответа, я лихорадочно пытался вспомнить, чем же еще мог вызвать ее гнев, что сказал, сделал или же, наоборот, не сделал, однако, на ум не приходило ровным счетом ничего.

— Как ты мог только представить себе подобное в отношении нашей дочери? — наконец сказала Лина.

Интервью! Ну конечно же виной всему было интервью. А я-то в тот момент был настолько опьянен триумфом, что не в состоянии был представить себе такую реакцию жены на мое интервью по телевидению. Да и как я мог? Ведь, если судить по моим собственным впечатлениям, а также по реакции Линды Вильбьерг, беседа сложилась просто фантастически удачно.

Я шагнул в сторону Лины. Самым правильным сейчас было бы подойти к ней, обнять, попытаться утешить, успокоить и все объяснить, однако запах секса и Линды Вильбьерг, которым насквозь все еще были пропитаны мои тело и одежда, удержали меня от этого. Линда же расценила это как своего рода стыдливые колебания. Она отвела от меня взгляд. На ее лице читалась твердая решимость.

— Значит, это правда, — сказала она. — Ты воображал себе мучения и убийство моей дочери.

— Да я вовсе не это имел в виду, — запротестовал я. — Да я… я бы никогда и ни за что…

— Тебе не кажется, Франк, что все это не совсем нормально?

Я энергично замотал головой.

— Да я бы никогда не причинил ей ни малейшего вреда, — возразил я. — Ничто на свете не дорого мне так, как Ироника.

Лина снова посмотрела на меня. В ее глазах сквозило недоверие.

— Но ведь я прочла книгу, Франк, — медленно и с нажимом сказала она. — У меня просто в голове не укладывается, как ты только мог думать об этом, находясь с Вероникой.

Я беспомощно огляделся по сторонам, пытаясь отыскать взглядом главную героиню нашего спора, которая, присутствуя при написании книги, одобрила каждую ее строчку. Чтобы разрядить ситуацию, я отчаянно нуждался в ее поддержке.

— Она у деда, — сказала Лина.

Мне казалось, что противоречивые чувства разрывают меня напополам. С одной стороны, меня мучило сильнейшее раскаяние за измену Лине, с другой — переполнял гнев за то, что мои действия были столь превратно истолкованы. Оба эти чувства были столь сильны и так точно уравновешивали одно другое, что я был абсолютно не в силах что-либо предпринять. Просто стоял и молчал, глядя на жену, не пытаясь ни защититься, ни попросить прощения.

Некоторое время Лина не сводила с меня глаз. Так и не дождавшись никакой реакции, она тяжело вздохнула и поднялась с кресла.

— Что ж, дальше так продолжаться не может, — сказала она. — Мне нужно время, чтобы все обдумать.

Я шагнул было к ней, однако она предостерегающе выставила вперед руку.

— В одиночестве, — решительно прибавила она и направилась к двери.

Когда она проходила мимо меня, я инстинктивно отшатнулся: мне все еще продолжало казаться, что от меня исходит устойчивый запах Линды. На Лину же это подействовало так, как будто я ее оттолкнул. Я по-прежнему не знал, что сказать. Лина же молча оделась и вышла из квартиры, так больше и не взглянув на меня. Из окна я видел, как она взяла свой велосипед за руль и повела его в направлении Амагера. Дойдя до угла, она подняла голову и посмотрела на наши окна.

Теперь, когда я больше не ощущал на себе укоризненного взгляда Лины, я почувствовал, что та часть меня, которая страдала от несправедливого обвинения, постепенно, но неуклонно одерживает верх. Я постарался припомнить интервью, вновь прокрутил в сознании все то, что было сказано мной и Линдой Вильбьерг. Я не лгал, именно так и были написаны «Внешние демоны», однако подумать, что… Ведь именно любовь к дочери и подвигла меня на то, чтобы описать все эти ужасы. Это были мои самые страшные кошмары, самое отвратительное из того, что, по моим представлениям, могло с ней случиться.