Миккель Биркегор - Через мой труп

— Мортен.

На ощупь плечо показалось мне неправдоподобно тощим — я даже не решился встряхнуть его и вместо этого приложил два пальца к шее, пытаясь отыскать пульс. Оказалось, что пульс есть, хоть и весьма слабый.

В этот момент тело Мортиса дернулось, рот неправдоподобно резко, прямо как у механической куклы, раскрылся, и его стошнило прямо мне на руку. Отдернув ее, я вскочил и слегка попятился назад.

— Какого дьявола, Мортис! — выругался я и вымыл руки, не отводя от него взгляда. Моя тревога превратилась в раздражение.

Мортис больше не шевелился. Вместо этого он захрапел — громко и довольно ровно. Он никак не реагировал даже тогда, когда я попытался усадить его поровнее в душевой кабине. Голова его при этом моталась из стороны в сторону, он закашлялся, однако все-таки остался в сидячем положении. В ванной отчаянно воняло рвотой, правда, ее было немного — по-видимому, мой друг ничего толком не ел в течение долгого времени.

Я снова выругался, включил душ, взял гибкий шланг и смыл содержимое желудка Мортиса в отверстие слива, а затем направил струю на него самого. Вода с трудом пробила себе путь сквозь копну нечесаных волос, тонкие струйки потекли по лицу и груди спящего.

Мортис попытался было мотать головой, увертываясь от душа, однако я не только не отставал, но и сделал воду похолоднее. Он принялся надувать губами пузыри и бормотать какие-то проклятия.

— Мортен!

Его веки дрогнули, на лбу обозначились глубокие морщины.

— Это я, Франк.

Губы шевельнулись, как будто повторяя мое имя, морщины стали еще более четкими. Внезапно глаза его распахнулись, и он посмотрел прямо на меня.

— Какого черта? — пробормотал он.

Я выключил воду:

— С тобой все в порядке?

Взгляд его поплыл, из-под полузакрытых век он осмотрел ванную, затем свою насквозь промокшую одежду и снова сконцентрировался на мне.

— Франк?

— Ну да, из «Скриптории», помнишь?

— Да-да, но за что ж мне… такая честь? — Мортис сглотнул пару раз, а затем громко рыгнул. — Не помню… не помню, чтобы я тебя приглашал. — Он на мгновение закрыл глаза, а затем снова уставился на меня злющим взглядом. — Неужели нельзя дать человеку спокойно отметить праздник?

— Праздник?

— Ну да, черт подери, праздник… знаешь… ведь сегодня… какой сегодня день?

— Пятница.

— Вот именно! — не успел он это сказать, как голова его склонилась набок, а глаза снова закрылись.

Бьярне приехал в час ночи.

Когда я позвонил ему с мобильника Мортиса, он, судя по голосу, даже не удивился. Он приехал на собственном автомобиле, за рулем которого сидела Анна. Это был огромный джип, кажется, «вольво», очень просторный, с кучей ремней безопасности по всему салону. Анна припарковалась у самого подъезда, так что мы с Бьярне без особых проблем погрузили Мортиса на заднее сиденье.

Он все еще был в отключке. Временами бедняга начинал что-то бубнить себе под нос, однако с тех пор как покинул душевую кабину, он ни разу не открывал глаз и не произнес ни одного связного слова. По дороге к озерам никто из нас не нарушал молчания. Анна приготовила постель в гостевой комнате — той, что во времена «Скриптории» была моей, — а мы с Бьярне раздели Мортиса, облачили его в пижаму Бьярне и уложили в кровать.

— Как в старые добрые времена, а? — заметил Бьярне, когда мы на пороге обернулись и посмотрели на нашего спящего собрата по «Скриптории».

Я усмехнулся, однако при этом подумал, что старые добрые времена уже никогда не вернутся.

Бьярне пообещал, что несколько дней подержит Мортиса дома. Он даже не стал меня слушать, когда я попытался объяснить ему, почему прошу об этом. Ему было довольно того, что старый друг нуждается в помощи. Думаю, его грызло раскаяние за то, что он никак не отреагировал, когда Мортис пару месяцев назад обратился к нему с просьбой. «Я просто был обязан как-то его поддержать», — без устали твердил Бьярне.

Убедившись, что Мортис пристроен в надежные руки, я распрощался с друзьями и отправился к озерам. Присев на скамейку, я стал смотреть на воду. Неоновые рекламы отражались в поверхности озер, однако мелкая рябь дробила их на узенькие световые полоски, складывающиеся в бессчетное множество причудливых узоров. Роскошное зрелище настолько захватило меня, что некоторое время я сидел и созерцал эту великолепную пляску света. Не помню, какие мысли в это время были у меня в голове, если, конечно, сознание вообще могло вместить еще что-нибудь, кроме восхищения этой неземной красотой.