Нора Робертс - Искушение злом

— Ну поскольку у большинства людей вместо аршина Паркер, то это не много значит. — Он дотронулся до завитка у неё на шее. — Спасибо. Если бы я сразу поехал домой, то врезался бы в стену или что-нибудь еще.

— Я рада, что помогла тебе. Я слышала, что у тебя симпатичный дом. — Она посмотрела, как он пьет. — Хотя, конечно, никто меня не приглашал его посмотреть.

— Похоже, я должен свозить тебя на экскурсию.

— Похоже на то.

Они пили в дружной тишине, наблюдая за проезжавшей машиной, прислушиваясь к лаю собаки, вдыхая аромат гиацинтов, посаженных ее отцом много лет назад.

Солнце опустилось ниже и легкий ветерок подергивал тени на траве.

Когда он дотронулся рукой до ее лица, и повернул к себе, это показалось естественным, почти знакомым жестом. Их губы соединились в поцелуе. С открытыми глазами она прижалась к нему, расслабившись от легкого покачивания скамейки. Когда он поцеловал ее сильнее, он ощутил, как она быстро вдохнула.

«От одного бокала вина голова не должна кружиться, — подумала она, положив ему руку на грудь. — Не должна она кружиться и от поцелуя, в особенности, когда тебя целует человек знакомый тебе большую часть жизни».

Содрогнувшись, она отпрянула. — Кэм, я думаю…

— Потом будешь думать, — пробормотал он и снова притянул ее к себе.

Необычно. Удивительно, что скромная, тощая девочка из его детства оставляет такое необычное ощущение. Так эротично. Он знал, что не способен сдержать поцелуи, но ничего не мог с этим поделать. Он и не думал, что одно прикосновение, один поцелуй, повлечет за собой неотвратимую необходимость продолжения.

Когда она вновь обрела дыхание, она чуть отодвинулась, затем еще немного, пока ее безумные глаза не сосредоточились на его лице. Неисчерпаемое желание в его глазах заставило ее сердце учащенно биться.

— Ой, — сумела произнести она, и он улыбнулся.

— Это хорошо или плохо?

— Просто — ой. — Нетвердой рукой она приблизила бокал к губам. Вино остудило пыл, завладевший ртом. — Я-то думала, что возвращаюсь к тишине и отдыху.

— Сегодня очень тихая ночь.

— М-да, — если он ее поцелует еще раз, то она (в этом она была совершенно уверена) взлетит как ракета, — Кэм, я всегда думала, что в таких местах все развивается медленно. Очень медленно.

— Ладно, — он снова обнял ее, положив ее голову на свое плечо. «Он десять лет дожидался возможности попробовать это ощущение, — подумал он, раскачивая скамейку». Ему это казалось достаточно медленным развитием событий.

Когда запели кузнечики, никто из них не заметил, что они в фокусе линз телескопа.

Хотя Эрни Баттс считал, что школа, в лучшем случае — это напрасная трата времени, ему нравился углубленный курс химии. Было что-то чарующее в бунзоновских горелках, пробирках и чашках Петри. Заучивать периодическую таблицу элементов было скучно, но с памятью у него никогда проблем не возникало. И определение неизвестных в какой-нибудь смеси не причиняло ему хлопот. Неизвестное всегда интересовало его.

Однако, лабораторная работа — это было лучше всего. Он видел нечто значительное в смешивании химикалий, анализе реакций. И всегда чувствовал свою власть. Он любил измерять, сливать и создавать и забавлялся идеей изготовления бомбы. Не такой тупой вонючей бомбочки, которую собрал Денни Мойерс и подложил в женскую раздевалку на третьем уроке. Это было ребячество. Эрни хотел чего-нибудь такого, что могло вспыхнуть, ухнуть, вышибить стекла и вызвать настоящую, старомодную истерику.

Он мог это устроить; школа и книги, купленные ему родителями, дали знания. Он был уверен, что может. И если уж он решится на такое, его не заловят, как этого сопляка Мойерса. Настоящая власть заключается не в том, чтобы потрепаться о содеянном, а в том, чтобы заставить людей волноваться.

Машинально рисуя в блокноте, Эрни бросил взгляд на Джеймса Атертона, повторявшего свои наставления. По мнению Эрни, Атертон был самым большим кретином среди взрослых. Он проговаривал все своим тихим, поучающим голосом, изредка вытягивая и поворачивая длинную, тощую шею, или протирая очки, не переставая бубнить.

«Как четырехглазый жираф», — подумал Эрни злорадно.

Все знали, что тот сколотил себе неплохой капиталец на недвижимости, и вовсе не был обязан заниматься преподаванием. Но он оставался на своем месте, из семестра в семестр, в нелепых костюмах и галстуках, пытаясь обучить химическим реакциям детей, большей части которых на это было наплевать.