– А вы – нет?
Килмара ответил не сразу. Он думал о Сасаде, о наркотиках, сенсорной ампутации и прочих страшных методах допроса, о том, что они сделали с японцем, чтобы заставить его говорить.
Сасада заговорил, но лишь ценой полной потери рассудка.
Теперь он пускал слюни, похрюкивал и бессвязно бормотал и ходил под себя, превратившись в полного идиота.
– Нет, – сказал Килмара. – Мир, в котором я живу, требует от меня иных качеств, и, сдается мне, они у меня есть. Увы, доброта среди них отнюдь не на первом месте.
У Кэтлин появилось такое ощущение, как будто все, что она только что выслушала, относится к чему-то другому и является не просто высказанными вслух сомнениями, которые время от времени посещают любого чловека. Казалось, Килмара сокрушается по поводу чего-то неприятного, что он сделал недавно или вынужден делать до сих пор.
Кэтлин чуть заметно вздрогнула. Мир Килмары был жестоким и страшным, а он прожил в нем всю свою жизнь. Насилие извращало все человеческие ценности и заменяло их чем-то неприятным и жутким. Как мог человек жить в таком мире и не поддаться ему?
А потом Кэтлин подумала о том, что она, скорее всего, не права. Насилие и жестокость были реальностью современного мира, и большинство людей жили в относительном покое лишь благодаря таким людям, как ее сегодняшний немногословный спутник. “Без таких людей, как Медведь и Килмара, – напомнила она себе, – меня бы тоже не было в живых”.
Кэтлин дружеским жестом взяла Килмару за руку.
– Вы добрый человек, – сказала она задумчиво. – И лучший друг Хьюго.
Кэтлин не виделась с Фицдуэйном со дня побоища в госпитале. На время расследования ее перевезли в другую больницу и через неделю выпустили. Ее раны оказались несерьезными и теперь уже почти зажили. Потом были похороны отца, потом Кэтлин некоторое время ухаживала за матерью, которая теперь осталась одна и очень нуждалась в присмотре. И конечно, осталось сильное потрясение, которое – Кэтлин знала – пройдет не так скоро. Возможно, понадобится несколько лет, чтобы она полностью оправилась.
По правде говоря, ей трудно было разобраться в чувствах, которые она испытывала к Фицдуэйну теперь.
Пусть косвенно, но это он был причиной всех этих страшных событий. Она понимала, что он в этом не виноват, но, вспоминая о смерти отца, она по ассоциации вспоминала Фицдуэйна и наоборот. Если бы она никогда с ним не встречалась, то и отец ее был бы все еще жив, и мать не страдала бы от нервного срыва.
– Как он там? – спросила она. Несмотря ни на что, она скучала по Фицдуэйну, и теперь ее охватило сильнейшее желание быть рядом с ним. Одновременно она пребывала в растерянности. У Фицдуэйна был сын от другой женщины, и вся его жизнь протекала под знаком такой опасности, от которой любой здравомыслящий человек бежал бы как от чумы.
С другой стороны, Фицдуэйн был наиболее привлекательным мужчиной из всех, кого Кэтлин когда-либо встречала, поэтому избегать его она бы не смогла. Тем не менее, она боялась быть с ним, боялась той боли, которую могло причинить ей тесное общение. Опасность, которая грозила Фицдуэйну, страшила и ее: воспоминания о Сасаде и Мак-Гонигэле еще не потускнели в ее памяти. Бывало, что Кэтлин засыпала с трудом, и ей не всегда удавалось сосредоточиться, а иногда Кэтлин ловила себя на том, что обливается потом и дрожит без всякой видимой причины.
– Ворчит, – с удовольствием ответил Килмара, но тут же посерьезнел. – В последние два года Хьюго занимался исключительно тем, что воспитывал Бутса и отстраивал свой замок. Иногда он выполнял кое-какую работу для рейнджеров, однако ни во что не углублялся серьезно. Во всяком случае, казалось, что ни одно дело не способно было увлечь его с головой. Наверное, ему просто необходим был небольшой отдых, прежде чем подвернется что-то новое. Когда-то он покончил с войной, повесил на гвоздь свои фотоаппараты, однако никакой замены этому он так и не смог найти. Мне даже казалось, что ему не хватает цели в жизни.
– Разве строить дом и растить сына не цель? – с некоторым раздражением перебила Кэтлин. Килмара рассмеялся.
– Туше! – сказал он.
Кэтлин остановилась и принялась рассматривать пучок водорослей-ламинарий, выброшенных бурей. Водоросли были буро-коричневого цвета, с длинными, словно резиновыми стеблями и небольшими шариками на черенках, которые лопались при прикосновении. Запах йода напомнил ей о том, как она с родителями проводила летние каникулы на побережье. Она вспомнила надежное прикосновение отцовской руки, и ощущение отчаяния и невосполнимой потери с новой силой охватило ее. Слезы сами собой навернулись ей на глаза, и она часто-часто заморгала.
Читать дальше