Николай Волынский - Год беспощадного солнца

– Возьми у него мобильник и пусть идет.

Чуть погодя Мышкин услышал:

– Ушел, мобильник у меня.

– Теперь: кладешь трубку на аппарат и звонишь мне с мобильника.

Секунд через пятнадцать прозвучал звонок. На дисплее появилась бородатая физиономия в цейсовских очках и подпись: «Негодяй Клюкин».

– А теперь с городского позвони Литваку, – приказал Мышкин. – Меня не отключай.

– Спросить что-то?

– Придумай что-нибудь. Просто надо обозначить его в пространстве. И проявить, как фотопленку.

Он ясно слышал, как Клементьева набирала номер. Ждать пришлось недолго.

– Женечка! Привет, красавчик! Да, Таня. Ты когда появишься на работе? О, извини, совсем забыла, что ты в отпуске – столько навалилось сегодня, вообще с ума тронулась. Правильно, согласна: я всегда такая была. Значит, по-твоему, получается обратный процесс: все с ума сходят, а я умнею… Нет, тебя я не имела в виду. А нужно мне вот что. Ты вчера вскрывал демидовского пациента, а где эпикриз? Мне не надо. Это Демидов хочет посмотреть. Нет, я не буду говорить ему, что он идиот. Сам скажешь. Понятно – пусть ищет у себя. Так и передам.

– Позвонила, – сообщила Большая Берта.

– Слышал. Ты знаешь, что такое огурец зомби?

– Впервые слышу. А что это?

– Теперь снова звони Литваку и спроси, что такое огурец зомби.

– Сейчас позвоню… – слегка растерялась Клементьева. – А если спросит, зачем или откуда узнала?

– Придумай, но про меня – ни вздоха. Ты знаешь только, что я взял отпуск и уехал из Питера. От меня знаешь.

Снова треск телефонного диска.

– Ой, Женюля, извини, совсем забыла спросить: что такое огурец зомби? Я?.. Откуда?.. Да вот Клюкин пристал, спрашивает, а я в огороде не смыслю. Знаю, что и ты не овощевод. Только не кричи так, тебе вредно, а я за тебя волнуюсь… Нет, Полиграфыч даже не заходил. Звонил из какого-то города, не из Питера, сказал, что отпуск взял на неделю или две. Так что я за главного. Если что, обращайся к начальству вне очереди. Да не ори ты так!.. Слушай, ты, придурок, сволочь бородатая, явишься – башку оторву! Пошел вон, скотина!

Телефонная трубка шлепнулась на аппарат.

– Позвонила, – хмуро сообщила Клементьева.

– Замечательно! – восхитился Мышкин. – Умница! Какая же ты у нас умница! Я лучше не смог бы. А теперь подробности – вегетатика, эмоции, лексикон…

– Про лексикон ничего говорить не стану. А в остальном – вы не поверите, Дмитрий Евграфович, он моментально отрезвел. Даже голос стал абсолютно трезвый. Сразу завопил, откуда огурец, кто сказал, потом заорал, что вообще огурцов не жрет…

– Брешет, мы все видели: жрет и еще как!

– А когда я сказала, что вы меня за себя оставили, вообще с цепи сорвался и матом, а знает, что я мата не терплю – я не проститутка и не воровка.

– Ты – умница! – нежно повторил Мышкин. – И настоящий друг. Завидую твоему будущему мужу. Думаю, что скоро я сам ему об этом скажу.

– Не надо так шутить. Я же просила… – тихо сказала Клементьева.

– Я не шучу! – рявкнул Мышкин. – Значит. Повторяю? Я в другом городе, не известном, до меня дозвониться невозможно, потому что мобила там не работает.

– Дмитрий Евграфович, а можно мне?..

Он слушать не стал и немедленно отключился.

На другой стороне переулка мигала, несмотря на ясный день, неоновая вывеска блинной «У кумы». Дмитрий Евграфович неодобрительно: «Уж лучше бы тещу сюда…» Поколебался, перешел дорогу и спустился в полуподвал блинной. Здесь была тишина, прохлада, ни одного посетителя. За стойкой бара читал книгу светловолосый парень с короткой темной бородой, в белой безрукавке и при уникальной бабочке – лиловой в мельчайшую крапинку. Такую Мышкин видел только у своего московского приятеля – известного музыковеда Святослава Бэлзы, который признает только кис-кис. Как-то он показал Мышкину свою коллекцию бабочек. Дмитрий Евграфович рассматривал их и удивлялся полдня – коллекция насчитывала полтысячи галстуков. Бэлза собрал ее чуть ли не со всей планеты.

– У вас совсем не жарко, – вежливо сказал Мышкин. – Снаружи – ад, поэту Данте Алигьери и не снился.

Бармен отложил в сторону книгу («Бесов» Достоевского, успел заметить Мышкин) и понимающе улыбнулся:

– Передайте поэту, пусть к нам заходит. Мы поможем.

– Вряд ли зайдет: помер семьсот лет назад.

– Слышал, но не верил, – ухмыльнулся бармен. – Вам?

– Попить, чего-нибудь похолоднее. Пепси или что там…

– Попейте кваску, – посоветовал бармен. – Со льда, в нос шибает. Нет в мире ничего лучше русского кваса. А вы знаете, что кока-кола стальную трубу насквозь проедает?