— Я хорошо знала Анни, — продолжала она. — Она часто бывала у нас, сидела с Эскилем. У нас был сын, — объяснила она, — он умер прошлой осенью. Его звали Эскиль.
— Я знаю.
— Вы наверняка говорили с Хеннингом. Мы, к сожалению, после этого потеряли с ней связь, она больше не приходила в гости. Бедняга, я так переживала за нее. Ей было всего четырнадцать.
Сейер кивнул; он перебирал пуговицы в кармане. Внезапно в маленьком офисе стало так жарко.
— У вас есть хоть какое-нибудь предположение о том, кто это сделал? — спросила она.
— Нет, — честно ответил он. — Пока мы только собираем информацию.
— Боюсь, я мало чем могу помочь. — Она опустила глаза. — Я хорошо знала ее, она была хорошей девочкой, более смышленой и доброй, чем обычно бывают девочки в ее возрасте. Не делала глупостей. Много тренировалась и прилежно занималась в школе. Она была красива. У нее был друг по имени Хальвор. Но они вроде бы расстались, так?
— Нет, — тихо ответил он.
Возникла пауза. Он сознательно затягивал ее.
— Что вы хотите узнать? — спросила она наконец.
Сейер не спешил с ответом и наблюдал за ней. Миловидна, стройна, темные глаза. Вся ее одежда была связана — выглядела как ходячая реклама своей мастерской. Красивый костюм, состоящий из маленькой юбки и приталенного пиджака, темно-красного цвета, с зелеными и горчичными вставками. Закрытые черные туфли. Не собранные в прическу гладкие волосы. Губная помада того же цвета, что и костюм. В ушах — бронзовые гвоздики, почти скрытые волосами. Немного моложе его самого, с первыми признаками мелких морщинок вокруг глаз и рта — и совершенно очевидно старше, чем мужчина, с которым она состояла в браке. Сын Эскиль родился, вероятно, на самом исходе ее молодости.
— Я просто хочу поговорить, — осторожно ответил он наконец. — У меня нет никаких конкретных намерений. Так она приходила к вам и сидела с Эскилем?
— Несколько в неделю, — тихо подтвердила она. — Больше никто не хотел сидеть с ним, с Эскилем было нелегко. Но об этом вы, вероятно, уже слышали.
— Ну да, — солгал он.
— Он был ужасно активным, почти на грани нормы. Гиперактивным, так это называется. Вы знаете, вверх-вниз, ни минуты покоя. — Она грустно и как-то беспомощно улыбнулась. — Нелегко об этом говорить, вы понимаете. Но я должна признать: мой сын был очень сложным ребенком. Анни справлялась с ним лучше, чем кто-либо еще.
Астрид помолчала.
— Она приходила очень часто. Мы довольно сильно уставали, Хеннинг и я, и это было словно благословение, когда она появлялась в дверях, улыбалась и предлагала посидеть с ним. Он садился в свой игрушечный автомобиль, и мы обычно давали им с собой деньги, чтобы они могли поехать в центр и купить себе что-нибудь. Сладости, мороженое и тому подобное. Это занимало обычно час или два, я думаю, ей нравилось с ним возиться. Иногда они уезжали на автобусе в город и отсутствовали весь день. Ездили на маленьком поезде по торфяникам. У меня бывали ночные дежурства в больнице, так что я часто засыпала днем, и это было очень кстати. Правда, у нас есть еще один сын, Магне. Но он тогда был уже слишком взрослым, чтобы возиться с коляской. Ему не хотелось сидеть с малышом. Так что он сбегал, как часто делают мальчики. Она снова улыбнулась и переменила положение на стуле. Каждый раз, когда она двигалась, он чувствовал слабый запах ванили, распространявшийся по комнате. Она все время смотрела на дверь, но никто не приходил. Разговор о сыне явно был ей неприятен. Ее взгляд останавливался на чем угодно, кроме лица Сейера, он летал как птица, запертая в слишком маленькой комнате: вверх — к полкам с пряжей, вниз — к столу, пытался даже вылететь наружу.
— В каком возрасте умер Эскиль? — спросил Сейер.
— Двадцать семь месяцев, — прошептала она, ее голова дернулась.
— Это произошло, когда Анни сидела с ним?
Она взглянула вверх.
— Нет, слава богу. Я часто говорю «к счастью», это было бы слишком ужасно. Для бедняжки Анни это и так стало потрясением, а тогда бы ей пришлось нести за это ответственность.
Новая пауза. Он старался дышать как можно тише и сделал еще одну попытку:
— Но — какого рода несчастный случай это был?
— Я думала, вы говорили с Хеннингом? — спросила она удивленно.
— Да, говорил, — солгал он. — Но мы не входили в подробности.
— Он подавился едой, — тихо сказала она. — Я лежала наверху, на втором этаже. Хеннинг был в ванной, брился электробритвой и ничего не слышал. Эскиль перестал кричать, когда еда застряла у него в горле. Он был пристегнут к креслу ремнями, — вспомнила она, — какими обычно пристегивают детей в этом возрасте; это делается для того, чтобы ребенок не упал. Он сидел и ел свой завтрак.
Читать дальше