Карин Фоссум - Не оглядывайся!

— И каково же это?

— Постепенное разложение. Медленный, почти незаметный процесс, результаты которого ты вдруг замечаешь в какой-то ужасный момент. — Скарре вздохнул, как старик, и озабоченно покачал головой. — Замедляется процесс деления клеток вот в чем дело. Все теряет и теряет инерцию, пока, они не прекращают обновляться вовсе, и все начинает съеживаться. Это фактически первая стадия процесса разложения, и она начинается примерно в двадцать пять лет.

— Жуткая история. Выходит, ты тоже уже один из нас. Вообще-то, выглядишь ты не очень, честно говоря.

— Кровь застаивается в жилах и закупоривает их. Все теряет вкус и запах. Аппетит пропадает. Нет ничего странного в том, что мы умираем, став старыми.

Эта фраза заставила Сейера усмехнуться. Потом он вспомнил о своей матери, лежащей в больнице, и желание смеяться пропало.

— Сколько ей лет?

— Восемьдесят три. Не самый цветущий возраст. — Он показал на свою коротко остриженную голову. — Было бы лучше, если бы мы умирали немного раньше, я думаю. Хотя бы до семидесяти, я думаю.

— Я думаю, те, кому сейчас семьдесят, с тобой не согласны, — коротко сказал Сейер. — Хочешь «Фаррис»?

— Да, спасибо. — Скарре провел ладонью по голове, как будто хотел проверить, не приснилась ли ему новая прическа. — У тебя очень много музыки, Конрад. — Он украдкой заглянул на полку с музыкальным центром и дисками. — Ты считал их?

— Около пятисот, — прокричал хозяин из кухни.

Скарре вскочил со стула, чтобы посмотреть названия. Как и большинство людей, он считал, что выбор музыки очень многое говорит о человеке.

— Лайла Далсет. Этта Джеймс. Билли Холидей. Эдит Пиаф. Боже мой, — он озадаченно смотрел на диски и изумленно улыбался. — Здесь же только женщины! — не выдержал он.

— Что, правда? — Сейер разливал «Фаррис».

— Только женщины, Конрад! Эарта Китт. Лилл Линдфорс. Моника Зеттерлунд — кто это?

— Одна из лучших. Но ты слишком молод, чтобы знать ее.

Скарре снова сел, отхлебнул «Фаррис» и вытер донышко стакана о штаны.

— Что сказал Холланд?

Сейер вытащил из-под газеты пачку табака. Оторвал кусочек бумаги и начал скручивать его.

— Анни знала, что Йенсволь сидел в тюрьме. Может быть, знала и за что.

— Продолжай!

— А один из детей, с которыми она сидела, погиб — несчастный случай. — Скарре неуклюже потянулся за своими сигаретами. — Это произошло в ноябре, примерно в то время, когда у Анни начались сложности. Она не хотела больше приходить в ту семью. Она не явилась с цветами выразить соболезнование, не пошла на похороны и после этого перестала сидеть с детьми. Холланд считает, что в этом нет ничего странного, ей же было всего четырнадцать, а в этом возрасте человек недостаточно взрослый, чтобы принять смерть. — Говоря все это, Сейер наблюдал за Скарре и видел, как на его лице появилась настороженность. — Потом она бросила гандбол, рассталась на какое-то время с Хальвором и закрылась от всех. Значит, все произошло именно в таком порядке: ребенок умер; Анни закрылась от окружающего мира.

Скарре закурил сигарету и принялся наблюдать за Сейером, который облизывал самокрутку.

— Смерть, очевидно, произошла в результате несчастного случая: ребенку было всего два года, и я прекрасно понимаю, как может потрясти подростка такое переживание. Она хорошо знала мальчика. И его родителей знала тоже. Но… — Сейер сделал первую затяжку.

— Значит, поэтому она так изменилась?

— Возможно. Кроме того, у нее был рак. Даже если она и не знала об этом, это могло повлиять на нее. Но вообще-то я надеялся найти что-нибудь другое. Что-то, что помогло бы нам.

— А как насчет Йенсволя?

— Мне, вообще говоря, очень трудно поверить, что человек может совершить убийство, чтобы никто не узнал о насилии, произошедшем одиннадцать лет назад. И за которое он, кроме того, уже отсидел. Разве что Йенсволь снова не смог устоять перед искушением, но получил отпор…

— Черт! — удивленно прервал его Скарре. — Ты куришь.

— Только одну, по вечерам. У тебя найдется сегодня время прокатиться на машине?

— Без проблем. Куда мы поедем?

— В церковь Люннебю. — Сейер сильно затянулся и долго не выпускал дым.

— Зачем?

— Не знаю. Мне нравится разъезжать просто так.

— Наверное, тебе просто лучше думается на свежем воздухе?

Сейер соскреб с матовой поверхности стола пятно воска.

— Я всегда считал, что окружение влияет на мысли. Что человек чувствует саму атмосферу места. Надо уметь прислушиваться к вещам. К тому, что они говорят.