Виктория Платова - Инспектор и бабочка

– Почему это?

– Расскажу тебе как-нибудь потом.

«Как-нибудь потом» предполагает дружбу – долгую, вечную; «как-нибудь потом» не устраивают несколько часов или даже целый вечер, проведенный вместе, – этого слишком мало. «Как-нибудь потом» предполагает взросление Лали – взросление, каким видят его сами взрослые с высоты прожитых лет – совсем не дети.

Но и Лали необычный ребенок. Хотя ее легко представить в красной пижаме с рождественскими шарами. В рождественских шарах сидят вовсе не олени, не маленькие безобидные птицы, – в них притаились смерчи. В них ворочаются насекомые, гремучие змеи трясут погремушками на хвостах. В них притаилась темнота, которую так боялся маленький Икер.

Взрослый Субисаррета тоже боится.

Страх сковал его внезапно, в самом низу лестницы (Лали уже успела добраться до середины); это ловушка, западня, не стоило ему соглашаться на экскурсию по вилле Сурисьер, не стоило переходить на ту сторону улицы, где стоят маленькие кустарники в кадках. Не стоило приезжать на улицу Ренуво, да и сама поездка в Бенин была неважной идеей.

– Ну, что же ты? – обернувшись, зовет инспектора Лали. – Идем. Может… ты боишься?

Старый, как мир, приемчик, на который вечно ловятся все, без исключения, мальчишки. Страх показаться трусом в глазах девочки (в глазах кого бы то ни было), гораздо сильнее, чем сам страх. Преодолеть его – вопрос чести.

– Я иду.

Второй этаж совсем не похож на первый: в нем больше света и намного меньше этнографических штучек. Ослепительно белые стены украшают не панно и маски – картины в простых, но элегантных рамах. Очевидно, это часть коллекции Дарлинг: много абстрактных полотен, чуть меньше – сюжетных. Об Африке напоминает лишь комод из черного дерева, украшенный железными полосками, и коллекция ружей на стене. Субисаррета – не особенный знаток раритетного огнестрельного оружия, но как минимум один экземпляр ему знаком: винтовка Маузера времен Англо-бурской войны. Окна – в противовес узким стрельчатым окнам первого этажа – широкие, в пол. Из них хорошо просматривается поле для игры в крикет и то, что до сих пор было скрыто от глаз инспектора: пальмовая роща, несколько десятков розовых клумб, хозяйственные постройки и стеклянная оранжерея. Зал второго этажа намного меньше «рыцарского» – это, скорее, гостиная. Ничем не отличающаяся от любой гостиной в Европе: стиль хай-тек преобладает.

В гостиную выходит сразу несколько дверей.

– Это комната Мо, – поясняет Лали, указывая на дверь по правую руку от Икера. – А рядом – ее кабинет. Комнаты Исы напротив.

– А твоя?

– Скоро увидишь!

Планировка второго этажа едва ли не в точности совпадает с планировкой первого: во всяком случае, Субисаррета видит похожий и также уходящий в темноту коридор. Коридор наполнен едва различимыми для уха шорохами, шепотами и посвистываниями, он притягивает и отталкивает одновременно. Отталкивает все же больше: Икеру хотелось бы остаться в гостиной, в простом и понятном мире хай-тека, но найти повод, чтобы хотя бы задержаться, – непросто.

– Там живет червь Раппи? – спрашивает он, указывая рукой на пальмовую рощу за окном.

– Да. Хочешь с ним познакомиться?

– Особым желанием не горю. Вдруг он утащит меня, как твоего приятеля Ндиди?

Это всего лишь шутка. Игра в поддавки, которую обычно практикуют взрослые в общении с детьми, но Лали не собирается играть в поддавки, и ответ ее неожиданно серьезен:

– Ндиди сам виноват. Он был глупый воришка и однажды украл у Мо одну штуку… Ту, где хранятся сигареты.

– Портсигар? – подсказывает Субисаррета.

– Портсигар, да.

Уж не тот ли портсигар с фелюгой, который инспектор видел на «Candela Azul»?

– Но потом портсигар нашелся?

– Да.

– Так, может, Ндиди не крал его?

– Он нашелся в его вещах. Вот и выходит, что червь Раппи поступил правильно, когда сожрал Ндиди. Но тебе ничего не грозит.

– Потому что я не собираюсь красть портсигары.

– Потому что ты – мой друг. Ты ведь мой друг?

Второй раз маленький ангел задает один и тот же вопрос. И второй раз получает один и тот же ответ:

– Да.

Теперь Икер не думает ни секунды, «да» проскакивает легко, не то что раньше; оно приятно холодит нёбо и возвращает инспектора в прошлое, в кафедральный собор Памплоны, где он впервые увидел Борлито. Ничего не забылось: щенячий восторг по поводу обретения друга и легкое головокружение от перспектив, которые открывает общение с ним. Непосильный груз детских тайн, грез и страхов можно с легкостью разделить на двоих. Или умножить, но легкость все равно никуда не денется. Проекций на будущее еще не существует, но тем ценнее настоящее, а в нем – залитая солнцем улица Эскарос (она заканчивается у самого горизонта, над которым парят, взявшись за руки, Иисус и Дева Мария) и нарисованная бутылка из-под сидра, – в ней обитают бабочки. Вечная дружба с Борлито началась с рассеченной его альбомом переносицы, вот и сейчас – переносица инспектора Субисарреты сладко саднит. А в горле больше не стоит ком из налипших милостью Альваро хлебных крошек. Все это время Субисаррета так тщательно выискивал всевозможные знаки, что едва не прошел мимо главного.