Виктория Платова - Инспектор и бабочка

– Да.

– И получил цветочек?

– Да.

– Тогда почему у тебя такое дурацкое лицо?

– Ну… Я удивлен. Я не ожидал увидеть тебя.

– Но ты же прочел, – Лали смешно морщит нос. – Я-то как раз ожидала, потому что скучаю по тебе…

– Я тоже… успел соскучиться.

Это – чистая правда, но только теперь Субисаррета понимает, насколько это – правда. Если бы он был рисованным идиотом в цветастых трусах, а Лали – рисованной большеголовой девчушкой, все объяснялось бы просто: они связаны кровными узами, они – отец и дочь, вот и скучают друг по другу. Но Субисаррета и Лали вовсе не персонажи комиксов, и уже тем более не родственники, они и виделись всего лишь пару раз. Тогда почему он скучал по Лали?..

– Это… Ваш дом?

– Да. У нас есть еще один, но этот я люблю больше всего. Он – мой любимчик. Любимчик, да!

Уж не тот ли это дом, на задворках которого живет страшный червь Раппи, сожравший антилопу и несчастного Ндиди?

Скорее всего.

– Зайдешь в гости?

– Конечно. Если… Дарлинг не будет против. Мне кажется, она меня недолюбливает.

Непонятно, зачем Субисаррета говорит об этом восьмилетней девочке. Может быть, он хочет услышать от нее какой-нибудь одобряющий ответ, что-то вроде: «Это не так, Икер, ты заблуждаешься, Мо относится к тебе очень хорошо и тоже скучала все эти несколько дней». Но вместо этого Лали спокойно произносит:

– Ее нет дома, они с Исой уехали по делами. И вернутся поздно, а мне придется ужинать одной и лечь спать без сказки, так сказала Мо. Но теперь мне не придется ужинать одной, правда ведь?

– Ну, не знаю… Для ужина, вообще-то, рановато…

– Все равно – заходи.

– Разве что – ненадолго.

Калитка за Субисарретой захлопывается, с громким лязгом падает тяжелая щеколда, и инспектор оказывается перед симпатичной, блестящей от дождя лужайкой.

Он уже видел эту лужайку.

На фотографии в номере у Исмаэля. Лужайку и огромный дом в окружении пальмовой рощицы. К дому ведет дорожка из каменных плит, она же отделяет лужайку от поля, которое Икер поначалу принимает за площадку для игры в теннис. И лишь потом замечает, что нет главного – сетки. Вместо нее, по противоположным сторонам площадки, друг напротив друга, врыты столбики – по три с каждой стороны. Столбики венчаются перекладинами.

Перехватив взгляд инспектора, Лали неожиданно спрашивает:

– Тебе нравится крикет?

– Крикет?

– Это такая игра. Слыхал про нее?

– Вроде бы слыхал, а что?

– Я люблю играть в крикет, крикет – мой любимчик. А я – лучший боулер! И лучший бэтсмен! – Секунду подумав, Лали добавляет: – Я могу быть тем и другим, и это называется – универсальный игрок. Я – лучший универсальный игрок, вот!

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – улыбается Икер. – Правда, я не знаю, что такое боулер…

– Боулер – тот, кто подает мяч. Бэтсмен – тот, кто его отбивает и защищает калитку.

– Калитку?

– Видишь три столбика с перекладиной? Это и есть калитка. Мы можем поиграть в крикет.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Не сейчас, потом. Ты ведь не очень торопишься?

– Как тебе сказать…

Глаза Лали немедленно наполняются слезами. Лучший боулер и лучший бэтсмен – всего лишь маленькая восьмилетняя девочка, капризная, но и трогательная одновременно. Сердце Субисарреты наполняется нежностью, – никогда и ни к кому он не испытывал ничего подобного. Он даже исподтишка осматривает себя: все в порядке, цветастых трусов на нем нет. И отцовских чувств он испытывать не должен, но нежность все равно никуда не девается.

– Я не особенно тороплюсь, Лали.

– Здорово, – от слез и следа не осталось. – Идем, я покажу тебе дом.

Прежде чем двинуться по дорожке к особняку, Субисаррета оборачивается: они с Лали здесь не одни, как показалось ему вначале. Рядом с воротами переминаются с ноги на ногу два высоких широкоплечих африканца в белых летних костюмах.

– Охранники, – перехватив взгляд инспектора, поясняет Лали. – Не обращай внимания.

– И много у вас… охраны?

Зажмурив глаза, ангел принимается загибать пальцы:

– Зикомо, Зубери, Рунако, Секани и Темба.

– Вот видишь, тебе есть с кем играть в крикет.

– Они скучные. Все, кроме Тембы. Но Тембе не нравится играть, потому что он – мазила. А Рунако всегда злится, когда проигрывает… Они скучные, хотя и хорошие. Они сделают все, что я захочу. Не веришь?

– Верю.

Икер ни секунды не сомневается в том, что Лали говорит правду. И дело здесь не в жалованье, которое получает каждый из стражей (как подозревает Икер – немаленьком по здешним меркам), – совсем в другом. Детскому обаянию Лали невозможно противостоять.