Виктория Платова - Инспектор и бабочка

Возможно, с кем-то из его обитателей. Не зря же инспектор получил (пусть и опосредованно) этот адрес из рук человека, который подозревается в убийстве.

– Я всегда права, – важно заявляет Лали. – Никогда не спорь со мной. Иначе…

– Иначе – «что»?

– Иначе тебе может не поздоровиться, – поняв, что сказала глупость, девочка тут же спохватывается: – Это шутка. Не обращай внимания.

– Постараюсь.

– Это шутка. Давай поговорим про инспектора полиции.

– Про Блексэда?

– Про тебя.

Лали достает из кармана джинсов маленький пакетик с конфетами, ошметки похожего пакетика Субисаррета видел в квартире Виктора Варади. Ну, конечно же, только похожего: на упаковке написано «Fizzy»,а это – совсем не та марка, от которой портье был без ума. До сих пор Икер не знал, что ангелу тоже нравится жевательный мармелад. Но ангел – всего лишь маленькая девочка, в отличие от портье, любовь к сладостям ей простительна.

– Хочешь? – спрашивает Лали, кивнув на пакетик.

– Я не люблю конфеты.

– А тот парень из гостиницы любил.

– Да.

– Ты нашел его?

– Кого?

– Того парня. Амади.

Странный вопрос. Икер пытается вспомнить, говорил ли Лали, что ищет Виктора Варади? Вроде бы нет – разговор о портье занял не больше минуты: Виктор любит мармелад, Виктор любит кошек, у него была кошка. Все. Больше тема с портье не всплывала.

– Откуда ты знаешь, что я его ищу?

– Полицейский инспектор вселенной знает все! Я бы вмиг распутала твое дело. Не веришь?

– Честно говоря, не очень.

– Вот если бы ты мне все рассказал…

– Я не могу.

– Почему? Это какая-то страшная тайна?

– Это – взрослая тайна, Лали. Взрослые дела, в которые детям лучше не заглядывать. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. О крикете.

– Вот еще!..

– О черве Раппи – были ли еще жертвы после Ндиди и маленькой антилопы?

– Вот еще! – снова повторяет Лали, скривив губы в презрительной улыбке. – Тебе ведь совсем неинтересно про Раппи, так? Тебе интересно про Мо.

– С чего ты взяла? – Субисаррета чувствует себя застигнутым врасплох. – Мне это совсем неинтересно.

– А вот и нет! Всем интересно про Мо. Я знаю миллион человек, которым интересно про Мо.

– Миллион человек – слишком неподъемная ноша для кого-то одного, детка. Это нереально – знать целый миллион человек.

– Ну, пусть не миллион, – неожиданно соглашается Лали. – Разве это важно? Я просто хочу сказать, что всем интересно про Мо. Всем, кто с ней знакомится.

– Ты… как будто бы этим недовольна.

– Скажи еще, что я ревную.

Впору удивиться, что восьмилетняя девочка оперирует таким взрослым понятием, как ревность, но инспектор нисколько не удивлен: современные дети развиваются гораздо быстрее, чем в те времена, когда сам Икер был ребенком. В восемь лет (еще до судьбоносной встречи с Борлито) он и сам отчаянно ревновал. Он ревновал собственную мать к мудаку-танцору, с которым она бежала в Аргентину, бросив сына на произвол судьбы. Это была запоздалая ревность, ведь мать оставила Икера задолго до того, как ему исполнилось восемь. Но время уже не имело принципиального значения и не делало ревность менее яростной. От нее горчило во рту, а перед глазами стояла пелена, украшенная темными и светлыми полосками, – точь-в-точь такими, как на чертовом матросском костюмчике, ни разу не надеванном. Уже повзрослев, Икер понял, что это была именно ревность, но знал ли он это слово в свои восемь?

Наверняка.

Да нет, точно знал.

Как ни странно – в его французском варианте. «Ta jalousie» – так называлась песня дедовой виниловой возлюбленной Жюльетт Греко, твоя ревность. Слушая ее, дед неизменно вздыхал, и в детском сознании Икера ревность была связана именно со вздохами деда и темно-каштановым голосом Жюльетт, а вовсе не с горечью во рту. Лали – другое дело.

Она прекрасно понимает, о чем говорит. И ревнует Мо к любому, кто рискнет выпасть из анонимного миллиона, обрести индивидуальность и приблизиться к ее опекунше. Такое часто случается в маленьких, но дружных семьях, где каждый человек на счету, где все спеленаты нежностью и привязанностью по рукам и ногам, а во рту у каждого торчит кляп взаимной любви.

– …Скажи еще, что я ревную, – снова повторяет Лали.

– Откуда же мне знать?

– Всем, кто с ней знакомится, бывает очень плохо.

– Не понимаю, зачем ты мне об этом говоришь…

– Просто так. Мы ведь друзья. А друзья должны рассказывать друг другу обо всем.

– В идеале. Но так случается далеко не всегда.