Кристина Ульсон - Маргаритки

— У них нет финансовых проблем, — повторил он. — И деньги у них уже давно. Возможно, достались по наследству. Вид такой, будто они и не живут тут. Не по-настоящему.

Юар выжидал.

— А точнее?

— Здесь почти нет фотографий детей. Только самые ранние. Фотографии на стенах изображают не людей, а пейзажи. Ничего не могу сказать о картинах, но выглядят они дорого.

— Есть ли что-нибудь, что не вписывается в то, что ты сказал, — насчет того, будто дом словно бы необитаем?

— Может быть, спальня. Там у них хотя бы стоят фотографии, очевидно недавно сделанные.

Паркет заскрипел, когда Юар двинулся с места.

— Я рассуждал точно так же, как и ты, — сказал он довольным тоном. — И я вот думаю, что нам это дает? Потому что рядом на Ванадисплан живет другая супружеская пара, утверждающая, что очень хорошо знала эту семью. У меня же складывается впечатление, что жившие в этой вот квартире люди были очень закрытыми и не допускали никого слишком близко. Думаю, нам следует об этом помнить, когда через несколько минут мы будем разговаривать с нашими свидетелями. Этот факт плюс впечатление от квартиры могут означать еще одну вещь.

— Что? — спросил Петер, поневоле заинтригованный рассуждениями Юара.

— Что у них была еще одна квартира, где они чувствовали себя гораздо уютнее и где мы смогли бы составить о них гораздо более полное представление.

Она живет в странном мире. Мысль об этом приходила уже не в первый раз, но всякий раз неизменно удивляла. Фредрика Бергман упорно повторяла и себе, и другим, что при выборе профессии руководствовалась карьерными соображениями и не собиралась в ней задерживаться надолго. Объяснение этому упорству было простым и жалким: на работе ей было неуютно.

Единственный гражданский специалист среди полицейских в форме и штатском, девушка раз за разом убеждалась, насколько она тут чужая и насколько не ко двору. Странно, вообще-то говоря, — ведь ни в каких иных сообществах она чужой себя не чувствовала. Но теперь, конечно, стало полегче. Особенно в отношениях с Алексом и Петером, которые изменили свое мнение о ней после расследования дела, над которым они все работали прошлым летом. Боевого крещения для всей группы, так сказать.

В то же время Фредрика осознавала, что и сама изменилась с того времени. Теперь она старалась избегать конфликтов. Поначалу ее все что угодно могло вывести из себя, но тяжело протекающая беременность потихоньку отбила у нее охоту спорить и ссориться по любому поводу. Хотя иногда конфликт случался и не по ее вине. Например, совсем недавно, когда она зашла в дактилоскопический отдел уголовной полиции. Она задала один-единственный простой вопрос: не совпали ли отпечатки пальцев неопознанного мужчины, найденного у университета, с чьими-либо отпечатками в их собственной базе данных или в базе данных Миграционного управления.

Вопрос прямо-таки вывел сотрудницу отдела из себя. Неужели Фредрике неизвестно, сколько работы на них свалилось с тех пор, как Гудрун доработалась до психического срыва в прошлом месяце? Или непонятно, что сейчас все силы брошены на расследование дела о байкерской банде?

Фредрика не поняла реакцию женщины, так как не была знакома с Гудрун и ничего не знала о деле байкерских банд. К тому же она сильно сомневалась, что задержка вызвана названными причинами. Скорее всего, сотрудница просто забыла проверить отпечатки пальцев погибшего.

— Это ж надо — вломиться и требовать невесть чего, — кипятилась та, сидя за компьютером. — Сразу видно, что нет ни полицейского опыта, ни понятия о приоритетах!

Фредрика в ответ лишь выразила сожаление, что коллега так занята: пусть позвонит, когда будут результаты, — дело может день-другой подождать. И, поблагодарив, поспешно зашагала к лифтам.

Она сильно прибавила в весе. Мама удивлялась, конечно, какая дочь худенькая на таком большом сроке беременности, но Фредрике в это слабо верилось. Ребенок отчаянно брыкался внутри, сердито колотя маленькими ножками.

— Что, не терпится тебе? — шептала Фредрика, положив руку на живот. — Мне тоже.

Когда родители спросили, планировала ли она эту беременность, Фредрика ответила утвердительно, но не стала вдаваться в детали. Да, ее планы обрели окончательную форму прошлым летом, тем летом с нескончаемыми дождями. Фредрике исполнялось тридцать пять лет, и пришла пора определиться насчет ребенка. Точнее, как относиться к его отсутствию. Особого выбора у нее не было: оставалось либо усыновить ребенка, либо съездить в Копенгаген и решить проблему с помощью искусственного оплодотворения. Или попробовать найти спутника жизни и завести детей естественным путем.