— Они находились на вражеской территории. Мы не могли оставить их там. Поэтому попробовали перебраться через реку, но мост был заминирован. — Ее глаза потемнели, глядя куда-то в прошлое. — Бо сидел напротив меня, с автоматом между ног. Когда мина взорвалась, дуло воткнулось ему в горло. Мы потеряли транспорт и тоже оказались отрезанными от наших. — Невидящими глазами она обводила комнату. — По рации никто не отвечал. В километре от моста была деревня, там и находился тот отряд. Рабен решил пойти туда и помочь им. Вместе ждать подмогу.
— А потом?
Томсен шмыгнула носом, посмотрела наконец на Лунд.
— Больше я их не видела. Рабен приказал мне выводить раненого Бо. — На мгновение ее лицо сморщилось в горькой усмешке. — Я ведь женщина, на что еще гожусь?
— Ты сделала все, что смогла, Лисбет, — сказал коп.
— Этого мало. Я перетащила его в соседнюю долину, это пять-шесть километров. Но он не дождался вертолета, умер раньше.
— Но потом, на базе, вы встретились со своей командой, — сказала Лунд. — Они наверняка рассказали вам, что там было.
— Вы разве не читали документы? Их подорвал смертник. Погибло еще двое, Рабена и Грюнера тяжело ранило.
— Местные жители утверждали, что были жертвы и среди гражданского населения. Они обвинили команду Рабена в неоправданной жестокости.
Стальной взгляд Томсен нацелился на Лунд.
— Вы верите в это? — спросила она.
— Я ничего о тех событиях не знаю и поэтому спрашиваю вас.
— Половина местных нас ненавидела. Вторая половина говорила, что на нашей стороне. Беда в том, что никогда не знаешь, с какой половиной имеешь дело. И они переходили из одной половины в другую и обратно чуть ли не каждый день. О неоправданной жестокости мне ничего не известно.
— Кто-то тем не менее так зол на команду Рабена, что стал убивать оставшихся в живых.
Кулак Лисбет Томсен ударил по столу.
— Меня тошнит от вашей трепотни! Мы потеряли троих солдат. Они были моими друзьями. Хорошими людьми. Мужьями и отцами. Обвинения против них сняли!
— Томсен…
— Нет! Не хочу больше ничего слушать! Рабен, Мюг, Грюнер… они рисковали жизнью на войне. Пока люди вроде вас сидели в Копенгагене в своих теплых кабинетах и думали о том, что бы заказать на обед. Не смейте говорить о них всякие гадости. Не смейте!
— Ладно, ладно. — Лунд закрыла свой блокнот, хотя вопросы у нее еще оставались.
— Нет! — взвилась Томсен. — Не ладно! Мы гибли в том аду, выполняя приказ, а когда вернулись, нас же и обвинили в этом.
— Успокойся, Лисбет, — попробовал утихомирить ее старый швед. — Ей надо задать вопросы, только и всего…
— Там не было другой команды, — сказала Лунд.
Глаза Томсен сузились.
— Что? Ведь Рабен сказал нам, — закричала она, снова ударив кулаком по столу. — Он получил сообщение по рации…
— Все официальные отчеты подтверждают, что в тот день в районе, кроме вас, не было ни датских подразделений, ни других частей НАТО, — твердо проговорила Лунд. — Там были только вы.
— Хватит. — Томсен обхватила себя за плечи и опустила голову.
— Мы приехали сюда ради вашей безопасности. Думаю, вы и сами все понимаете. Ведь не просто так вы здесь прячетесь.
Шеф островной полиции слушал с нарастающим интересом.
— Прячусь? — воскликнула Томсен. — Я здесь живу, а не прячусь.
— Скогё не самое лучшее место для симпатичной молодой женщины… — начал швед.
— Я здесь живу, старина. Мне нравятся спокойные, тихие места. Так или иначе, я уже привыкла. Ну что… мы закончили?
Лунд отрицательно покачала головой:
— Нет. Я прошу вас посмотреть несколько снимков.
Она разложила на столе фотографии. Шведский полицейский поднялся со стула, чтобы ему было лучше видно. Лисбет Томсен тоже стала смотреть.
Анна Драгсхольм, изрезанная, привязанная к столбу в парке Минделунден.
Мюг Поульсен, висящий вниз головой, истекший кровью в клубе ветеранов.
Давид Грюнер, сгоревший дотла в своей инвалидной коляске.
Лисбет Томсен молчала, не отрывая глаз от снимков.
— Мы не хотим, чтобы такое случилось у нас на Скогё, — тихо сказал коп. — Помоги ей, Лисбет. Ради твоего дяди, мир праху его. И ради себя тоже. — Он поежился и показал на фотографии. — Уберите их, пожалуйста.
За полтора часа до начала пресс-конференции Эрлинг Краббе потребовал новой встречи. Бук заперся у себя, так как пребывал в смятении. Неопределенность была противна его натуре, и потому он ненавидел себя за нынешнее свое поведение.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу