Лорел Гамильтон - Кровавые кости

– Не спорь, делай! – крикнула я, закрывая лицо руками, стараясь заглушить молящий голос у меня в голове.

Языком я ощущала вкус пудры “Гипнотик”. Это было уже чересчур. Серефина перепугалась.

Ларри позвал Брэдфорда, и они помогли мне добраться до машины – почти отнесли. Когда они стали сажать меня в машину, я попробовала отбиваться, но очень стараласв сдерживаться, и они смогли закрыть дверь. Клетка из стекла и металла. Я вцепилась в сетку на окне, так что пальцы заболели. Но и боль не помогла.

Бензин был повсюду, пропитывал все. Серефина задыхалась от его паров.

– Нинья, не надо. Не делай маме больно. Не теряй меня снова!

Я стала качаться взад-вперед, вцепившись пальцами в сетку. Взад-вперед, взад-вперед. Скоро все будет кончено. Скоро все будет кончено.

Что-то ласково коснулось моего лица, воспоминание такое настоящее, что я не могла не обернуться, посмотреть, кто там.

– Такой же настоящей будет и моя смерть, Анита.

Кто-то поджег бензин. Заревело пламя, и я закричала еще раньше, чем оно охватило Серефину.

– Не-е-е-е-ет! – вопила и, стуча наручниками в стекло. Ее обдало жаром, пламя сдуло платье, как лепестки цветка, и впилось в ее плоть. Я колотила руками по стеклу, пока не перестала их чувствовать. Я должна была ее спасти. Должна была ее спасти. Упав на спину, я стала бить в окно ногами. Била и била, ощущая удары даже спиной. Била и орала, и стекло треснуло. Треснуло и выпало.

– Анита! Анита! – звала она меня. Я уже наполовину выбралась в окно, когда меня попытались перехватить. Я не мешала хватать меня за руки, но оттолкнулась от окна ногами. Мне надо к ней, остальное все не важно. Ерунда.

Я упала на землю; кто-то держал меня за руку. Я приподнялась, бросила держащего через плечо и побежала в огонь. Уже ощущался жар, рвущий кожу. Внутри ощущался, пожирая нас заживо.

Меня схватили, я отмахнулась руками, сложенными в единый кулак. Державшие руки разжались, я вскочила на ноги. Кто-то схватил меня сзади, оторвал от земли, подняв за талию. Я ударила ногами назад, и хватка исчезла, но тут же еще чьи-то руки, еще чьи-то. Кто-то придавил меня сверху. Рука размером с мою голову прижала лицо к камням. Чьи-то руки придавили наручники к земле, вес всего тела пришелся на мои запястья. Еще кто-то сицел на ногах.

– Нинья, нинья!

Я вопила вместе с ней. Я вопила, задыхаясь в дыму, в запахе горящих волос и пудры “Гипнотик”. Я увидела входящую в бок иглу и закричала:

– Нет, нет! Мама! Мамочка!

Игла вошла в тело, и мир поглотила тьма. Эта тьма воняла горелым мясом, и у нее был вкус помады и крови.

Несколько дней я провела в больнице. Порезы, ушибы, несколько швов, но главное, – ожоги второй степени на спине и на руках. Ожоги не сильные, шрамов остаться не должно. Врачи сказали, что понять не могут, где я обожглась. Я не очень рвалась объяснять – может быть, сама не была уверена, что смогу объяснить.

У Джейсона оказались переломы ребер, проколотое легкое и другие внутренние повреждения. Он полностью излечился в рекордное время. Состояние ликантропа имеет свои преимущества.

Жан-Клод выздоровел. Лицо его вновь обрело то совершенство, что когда-то привлекло к нему Серефину.

Компания Стирлинга выкупила землю у Доркас Бувье, сделав ее миллионершей. Кровавые Кости был мертв, она была свободна и могла эту землю покинуть.

Квинлены все еще со мной судятся. У Берта есть адвокаты, которые обещают избавить нас от преследования, но я не очень понимаю как. Если бы я лично осмотрела дом, проверила каждый дюйм, тогда, быть может... Черт, ведь даже я могла бы не догадаться защитить собачий лаз. Может, я и заслужила судебного преследования. Я сообщила Квинленам, что Элли мертва. Им пришлось поверить мне на слово – от Элли ничего не осталось. Когда вампир сгорает, он сгорает – ни зубов не остается для опознания, ничего. Они потеряли обоих детей. Кто-то же должен быть в этом виноват, так почему не я?

Я подняла вампира, как зомби, что невозможно. Некромантам полагается уметь управлять любым типом нежити, но ведь это же только легенды, верно?

Серефина мертва, но кошмары остались. И эти кошмары переплетаются с настоящими воспоминаниями о смерти моей матери. Об этом даже говорить трудно. Впервые в жизни меня преследует бессонница.

И что мне делать с двумя мужчинами в моей жизни? А откуда мне знать, черт возьми? В объятиях Ричарда, когда меня согревает тепло его тела, это почти как в руках у мамы. Это не то же самое, потому что я знаю, что, хотя Ричард готов за меня отдать жизнь, даже этого может не хватить. В детстве я думала, что этого достаточно. Но настоящей безопасности нет нигде. Утраченную невинность не вернуть. Но иногда, когда я с Ричардом, мне хочется верить в это снова.