Артур Хейли - В высших сферах

У Милли Фридман Рождество прошло более спокойно, но и менее интересно. Она поздно проснулась и, поколебавшись, пошла в церковь, но без причастия. Днем она отправилась на такси к своей бывшей подруге из Торонто, которая вышла замуж, жила теперь в Оттаве и пригласила ее на рождественский обед. В доме были маленькие дети, чье присутствие через какое-то время стало утомительным, а потом началась скукота — неизбежный разговор о воспитании малышей, о прислуге и стоимости жизни. И Милли снова — уже в который раз — поняла: счастье домашнего очага не привлекает ее. Она предпочитала иметь свою уютную квартиру, независимость и ответственную работу. У нее вдруг появилась мысль: «Может, я старею и потому мне все противно?» Она с облегчением ушла от подруги. Муж подруги, отвозивший ее домой, по дороге пытался приставать к ней, но она решительно его отвергла.

В течение дня она немало думала о Брайане Ричардсоне — чем он занят и позвонит ли. Он не позвонил, и она была сильно огорчена.

Здравый смысл предостерегал Милли не увлекаться всерьез. Она напоминала себе, что Ричардсон женат, что между ними едва ли может возникнуть что-то постоянное, что она легкоуязвима… Но видение не исчезало, мечты гнали прочь разум, звучали мягко, шепотом произнесенные слова: «Я хочу тебя, Милли. Я не знаю, как выразиться иначе, но я хочу тебя…» И именно это осталось сладостным воспоминанием о прошедшем дне.

А Брайан Ричардсон в Рождество трудился вовсю. Он ушел из квартиры Милли ранним утром и проснулся через четыре часа от звонка будильника. Он заметил, что Элоиза не ночевала дома, что не удивило его. Приготовив завтрак, он отправился в штаб партии на Спаркс-стрит, где и провел большую часть дня, работая над деталями плана избирательной кампании, которую он обсуждал с премьер-министром. Поскольку в здании находился только он да вахтер и никто ему не мешал, он многое сделал и с чувством удовлетворения вернулся в свою по-прежнему пустую квартиру. Раз или два в течение дня он с удивлением обнаруживал, что вспоминает, какой была Милли ночью. Дважды его подмывало позвонить ей, но чувство осмотрительности перевесило. В конце концов, это всего лишь мимолетный роман, его не следует воспринимать слишком серьезно. Вечером он немного почитал и рано лег спать.

И Рождество прошло.

А потом наступило 26 декабря.

— Мистер Уоррендер готов явиться, если вы хотите видеть его сегодня утром, — объявила Милли Фридман.

Она проскользнула, как только вышел помощник премьер-министра, в его внутренний кабинет, неся поднос с кофе. Помощник, усердный амбициозный молодой человек, достаточно обеспеченный, по имени Эллиот Проузи, все утро бегал туда-сюда, получая задания и сообщая об их выполнении Джеймсу Хоудену в промежутках между другими посетителями, которым было назначено на этот день. Значительная часть этой деятельности, как знала Милли, имела отношение к предстоящим переговорам в Вашингтоне.

— Зачем мне Уоррендер?

Джеймс Хоуден несколько раздраженно поднял глаза от лежавшей перед ним папки, а их было несколько на его столе, помеченных грифом «Совершенно секретно» и имеющих отношение к межконтинентальной обороне. Военные дела никогда особо не интересовали Джеймса Хоудена, и даже теперь он делал над собой усилие, чтобы сконцентрироваться на фактах. Порой его огорчало, что теперь он уделяет так мало времени социальным вопросам, которые раньше главным образом интересовали его в политике.

Наливая кофе из алюминиевого кофейника, Милли спокойно ответила:

— Насколько я понимаю, вы звонили мистеру Уоррендеру накануне праздников, но он был в отъезде.

Она положила, по обыкновению, четыре куска сахара и щедро налила сливок, затем осторожно поставила чашку и тарелочку с шоколадным печеньем на бювар премьер-министра.

Джеймс Хоуден отложил папку, взял печенье и надкусил.

— Эти лучше, чем в последний раз, — одобрительно произнес он. — Больше шоколада.

Милли улыбнулась. Будь Хоуден менее занят, он заметил бы, как она сияет и к тому же очень нарядна — в коричневом твидовом с голубыми проблесками костюме и шелковой голубой блузке.

— Вспомнил — я действительно ему звонил, — помолчав, сказал премьер-министр. — В Ванкувере какие-то неполадки с иммиграцией. — И, надеясь на лучшее, добавил: — Возможно, все это уже утряслось.

— Боюсь, нет, — возразила Милли. — Мистер Ричардсон звонил сегодня утром, чтобы напомнить вам об этом. — И она заглянула в блокнот. — Он просил передать, что это животрепещущий вопрос на западе, а на востоке им заинтересовались газеты. — Она не сказала только того, что добавил лично ей и очень тепло Ричардсон: «Чудесный вы человек, Милли. Я думал о вас, и мы скоро об этом поговорим».