Артур Хейли - В высших сферах

«Сегодня утром внезапно скончался сенатор Ричард Деверо в своем доме в Ванкувере, по слухам, от инфаркта. Ему было 74 года».

Дверь в дом была открыта. Алан вошел.

Он обнаружил Шэрон в гостиной, одну.

— Ох, Алан! — Она подошла к нему. Глаза ее были красны от слез.

Он мягко произнес:

— Я примчался, как только узнал.

Он осторожно взял ее за руку и подвел к дивану. Они сели рядом.

— Не говори ничего, — сказал он ей. — Только если тебе хочется.

Через некоторое время Шэрон сказала:

— Это случилось… приблизительно через час после твоего ухода.

Чувствуя себя виноватым, он заговорил:

— Это произошло не из-за…

— Нет. — Она говорила тихо, но твердо. — У него уже было два инфаркта. Мы уже год как знали, что, случись еще один…

— Печально, — сказал он. — Я хочу высказать свое сожаление.

— Я любила его, Алан. Он заботился обо мне с младенческих лет. Он был добрый и щедрый. — Голос Шэрон дрогнул, и через мгновение она продолжила: — О, я все знаю про политику — в ней есть мерзости, но есть и хорошее. Иногда мне казалось, что он не в состоянии с собой справиться.

Алан мягко произнес:

— Все мы такие. Наверное, так уж мы скроены. — Он думал о себе и об Эдгаре Крамере.

Шэрон подняла глаза.

— При всем остальном… я не слышала… Ты выиграл дело?

Он медленно кивнул:

— Да, мы выиграли. — Хотя самому было непонятно, что он выиграл и что проиграл.

— После того как ты утром ушел, — осторожно начала Шэрон, — дедушка рассказал мне, что произошло. Он понимал, что не следовало ему просить тебя о том, о чем он попросил. И он собирался это тебе сказать.

— Теперь это не имеет значения, — стремясь ее успокоить, сказал он. И пожалел, что утром не был мягче.

— Он хотел бы, чтобы ты об этом знал. — Глаза ее наполнились слезами, голос звучал нетвердо. — Он сказал мне… что ты самый замечательный молодой человек… какого он когда-либо знал… и что если я не сцапаю тебя и не выйду за тебя замуж…

Голос ее совсем оборвался. И она очутилась в его объятиях.

Оставалось сорок минут до того момента, когда в Оттаве и Вашингтоне будет одновременно объявлено о заключении Акта о союзе.

В палате общин нарастало напряжение. Сегодня утром кабинет премьер-министра довел до сведения, что будет сделано «серьезное и важное сообщение общенационального значения». Никаких подробностей дано не было, но на Парламентском холме с каждым часов множились предположения.

А в палате общин занимались обычным делом, но в воздухе чувствовалось ожидание. Галереи для публики были уже забиты, а пришедшие позже подпирали стены в коридорах. На галерее для дипломатов сидело несколько послов. На соседней галерее появились жены членов парламента, озабоченные тем, чтобы занять места получше.

За стенами палаты, в холлах, коридорах и комнатах для прессы, стоял гул от разговоров. Известие о расколе в кабинете министров широко обсуждалось, но, насколько было известно Хоудену, о причине раскола утечки не произошло. Минуту назад разговоры в правительственном холле стихли при появлении премьер-министра, который тут же прошел к своему месту в палате общин.

Усевшись, он окинул взглядом палату, затем открыл принесенную с собой папку. Отключившись от очередного оратора — парламентария с задних скамей, наслаждавшегося необычным вниманием, — Хоуден снова прочел согласованное совместное заявление и затем текст собственного выступления.

Уже несколько дней он работал над выступлением между другими делами и только сегодня рано утром, вернувшись из Монреаля, завершил работу. Он мало спал, но возбуждение и сознание, что речь идет о судьбоносном решении, поддерживали его.

Речь, которую он произнесет сегодня в палате общин — в противоположность тем, что он произносил в последние несколько дней, — была целиком написана им самим. Никто, кроме Милли Фридман, печатавшей черновики, не видел ее и не работал над ней. Хоуден сознавал: все, что он написал, и все, что скажет, соответствует его убеждениям. То, что он предлагает, изменит ход истории. Что касается Канады, то она на какое-то время станет в меньшей мере независимой страной. Но он был убежден, что в конечном счете выгода от союза перевесит отдельные опасные моменты. Требовалось мужество, чтобы посмотреть фактам в лицо, — пожалуй, большее, чем когда речь шла о пустопорожних бунтах, которыми изобиловало прошлое.

Но поймут ли это другие?