— Никогда не слышала ни о чем подобном. Кому и зачем это могло понадобиться?
— Это мог сделать мой поклонник, получивший отставку, — сказала Эшли.
— Но зачем, с какой целью?
— Он хочет, чтобы я уступила ему.
Преподавательница опять заколебалась:
— Хм… И вы можете доказать это?
— Я не знаю как, — вздохнула Эшли.
— Но вы же понимаете, что я не могу поверить вашему голословному утверждению?
Эшли хотела ответить, но преподавательница прервала ее, протестующе подняв руку:
— Я всех предупреждала на самой первой лекции, что посещение занятий является обязательным. Я не бездушный монстр, мисс Фримен. Я понимаю, что можно пропустить одну-две лекции. Всякое бывает. Но вы обязаны ходить на занятия и знать материал. Я не думаю, что вы сможете сдать материал этого курса. И я не склонна…
— Проверьте меня. Дайте мне какую-нибудь контрольную работу, чтобы я могла доказать, что усвоила материал всех лекций.
— Я не составляю специальных проверочных работ для ленивых и не желающих учиться студентов, мисс Фримен! — бросила преподавательница. — Иначе мне придется тратить все время на тех, кто сидит на этом месте, как и вы, выдумывая всякие небылицы вроде собаки, съевшей домашнюю работу, или внезапно умершей бабушки. Смертность бабушек, кстати, принимает в последнее время удручающие масштабы. Иногда они даже умирают дважды. Так что давайте не будем торговаться, мисс Фримен. Начните посещать занятия и постарайтесь сдать экзамен, — правда, сомневаюсь, что у вас это получится. Пока что никому из прогульщиков это не удавалось. Но, как знать, вдруг мы сможем зачесть вам материал? А может быть, вам лучше заняться чем-то другим? Может быть, искусство и научная работа — это не ваше призвание?
— Искусство всегда было для меня…
Преподавательница опять подняла руку, пресекая возражения Эшли:
— Ну что ж, возможно, я и ошибаюсь. Как бы то ни было, удачи вам, мисс Фримен. Вам она очень понадобится.
«Удача тут абсолютно ни при чем», — подумала Эшли.
Она вышла в пустой коридор, по которому разносилось гулкое эхо ее шагов. Где-то на лестнице или, может быть, на нижнем этаже послышался смех, но какой-то бестелесный, призрачный. Эшли застыла на месте. Он был здесь и следил за ней, как тень, которую она не могла увидеть. Девушка прислушалась, не раздастся ли какой-нибудь шорох или шепот, выдающий его присутствие, но все было тихо.
Глаза ее наполнились слезами. Она не сомневалась, что это О’Коннел ухитрился каким-то образом стереть ее имя в списках посещаемости. Тяжело дыша, она прислонилась к стене. Часы, что она провела в аудитории, ее усилия, записи, знания, ее умение воспринимать краски, форму, стиль, красоту произведений искусства — все было поставлено под сомнение. Словно все это происходило в какой-то другой вселенной, где другая Эшли, существующая в ее воображении, постепенно двигалась к намеченной ею цели.
«Он хочет, чтобы я исчезла».
К ее отчаянию примешался гнев. Она выпрямилась и отошла от стены.
«Этому надо положить конец».
Скотт сидел совершенно неподвижно, словно то, что он прочитал, пригвоздило его к месту. У него было ощущение, что внутри все износилось и вот-вот развалится. Строчки на странице, которую он держал перед собой, дрожали, как воздух над перегретым асфальтом; он чувствовал, как зарождающаяся паника сдавливает грудь.
Профессор Бэррис прислал копию статьи Скотта, опубликованной в «Журнале американской истории», и компьютерную распечатку диссертации Луиса Смита из Университета Южной Каролины. Диссертация была представлена кафедре истории этого университета за восемь месяцев до публикации статьи Скотта и затрагивала близкую тему. Обе работы во многом опирались на одни и те же источники, и сходство между ними было неизбежным.
Но в этом не было ничего страшного. Другое дело, что полдюжины ключевых абзацев в обеих работах повторялись слово в слово. Для наглядности профессор Бэррис выделил эти абзацы желтым цветом.
Как в большой статье из научного журнала, так и в диссертации, напечатанной на ста шестидесяти страницах с двойным пробелом, эти криминальные абзацы составляли лишь небольшую часть текста. Рассуждения и выводы, которые в них содержались, вряд ли были способны совершить переворот в исторической науке. Но Скотт понимал, что все это не имеет значения. Факт оставался фактом: они были идентичны.
Неожиданно ему вспомнилась Красная Королева из «Алисы в Стране чудес»: «Сначала казнь, потом приговор».
Читать дальше