— Да. Вскоре она станет вам ясна.
Мы помолчали, затем она улыбнулась.
— Да, это история про любовь, — повторила она. — И про смерть.
Условия содержания в тюрьме зависят от того, сколько ей лет и сколько денег отпускают власти штата на их улучшение. Но все эти лампы, сенсорные устройства, датчики движения и камеры видеонаблюдения не меняют сути: тюрьма — это запертые двери.
В приемной для посетителей меня обыскали — сначала с помощью электронного щупа, затем старомодным способом. Меня попросили подписать обещание, что в случае, если меня возьмут в заложники, я не буду требовать от властей штата, чтобы они предпринимали какие-либо чрезвычайные меры ради моего освобождения. Внимательно изучили содержимое моего портфеля. Развинтили и осмотрели все ручки. Перелистали блокнот, чтобы убедиться, что я не проношу в нем что-нибудь недозволенное. Затем меня провели по длинному коридору и сквозь двойные электронные двери. Когда я прошел через них, створки позади меня автоматически захлопнулись. Сопровождающий пригласил меня в маленькую комнату, находившуюся, как он сказал, по соседству с тюремной библиотекой. Комната предназначалась для бесед заключенных с их адвокатами, и писатель, собирающий материал для книги, по-видимому, относился к той же категории.
Комната ярко освещалась лампами под потолком, в одной из стен было окно, за которым блестела острая, как бритва, колючая проволока на фоне чистого голубого неба. Кроме крепкого металлического стола и дешевых складных стульев, мебели в комнате не было. Сопровождающий знаком велел мне сесть и сказал, указывая на боковую дверь:
— Сейчас его приведут. Не забывайте, вы можете дать ему пачку сигарет, если вы принесли их, но больше ничего. Ясно? Вы можете пожать ему руку, но этим все дозволенные физические контакты с заключенным ограничиваются. Согласно постановлению Верховного суда штата, мы не имеем права подслушивать ваш разговор, но камера, спрятанная вон там, — он указал на дальний угол, — регистрирует все, что делается в помещении, в том числе и в данную минуту. Это понятно?
— Естественно, — ответил я.
— Все могло бы быть хуже. У нас тут порядки намного мягче, чем в некоторых других штатах. Не хотел бы оказаться за решеткой, скажем, в Джорджии, Техасе или Алабаме.
Я кивнул, а охранник добавил:
— Камера нужна и для вашей защиты тоже. Некоторые здешние парни могут перерезать вам горло, если вы скажете что-нибудь не то, так что мы внимательно следим за всем, что тут происходит.
— Спасибо, я учту это.
— Но вы можете не беспокоиться. О’Коннел у нас джентльмен. Он только рассказывает всем, как он невинно пострадал.
— Неужели?
Охранник улыбнулся.
В это время открылась боковая дверь и ввели Майкла О’Коннела в рабочей рубашке из синей хлопчатобумажной ткани, темных джинсах и наручниках.
— Они все так говорят, — сказал охранник, снимая с О’Коннела наручники.
Мы обменялись рукопожатием и сели друг против друга за стол. Он отрастил жидкую бородку, волосы были подстрижены «ежиком». Вокруг глаз наметились морщинки, которых несколько лет назад, наверное, не было. Я положил перед собой блокнот и вертел в пальцах карандаш, пока он раскуривал сигарету.
— Дурная привычка, — сказал он. — Здесь приобрел.
— Курение убивает, — отозвался я.
О’Коннел пожал плечами:
— В этом месте все остальное убивает гораздо эффективнее. Посмотришь на какого-нибудь типа искоса, и он запросто прикончит тебя. А вы зачем сюда пришли?
— Я изучаю преступление, из-за которого вы сюда попали.
Он приподнял брови:
— Вот как? И кто же послал вас?
— Никто. Просто оно меня заинтересовало.
— С какой точки зрения?
Я не знал, как лучше ответить на этот вопрос. Не то чтобы я не ожидал его, но не стал придумывать ответ заранее.
— Я случайно услышал кое-что об этом деле, — сказал я, — как ни странно, на вечеринке с коктейлями. И мне стало любопытно. Так что я решил прийти сюда и поговорить с вами.
— Я не совершал этого преступления, я невиновен.
Я лишь кивнул, надеясь, что он сам продолжит. О’Коннел, наблюдая за моей реакцией, глубоко затянулся и выпустил дым в мою сторону.
Читать дальше