Джон Катценбах - Фатальная ошибка

Салли, в слезах, чувствовала уже не ужас перед тем, что должно произойти, а неизбежность этого. Она понимала, что Хоуп хочет гарантировать безопасность для них всех.

— Хоуп, любимая, ну пожалуйста! — выдавливала она из себя слова, борясь с отчаянием. — Позволь мне приехать и быть с тобой. Мы всегда, с самого начала, придавали сил друг другу. Дай мне сделать то же самое и на этот раз.

«Но, Салли, ты и так это делаешь».

«Я пыталась заколоть себя ножом, но у меня ничего не получилось, я только перепачкала все кровью. Я хотела попасть в сердце, но промахнулась. И потому я выбрала другой способ».

«Итак, выбрала».

«Это единственное, что мне осталось. Я люблю вас всех и верю, что вы будете поминать меня добром».

У нее почти не было сил.

А у Салли хватало сил только на то, чтобы говорить шепотом:

— Хоуп, послушай, Скотт сказал, что ты ранена. Но не имеет значения, насколько серьезна рана. Мы скажем полицейским, что это я ранила тебя. Они поверят, я знаю. Не покидай меня, это напрасная жертва. Мы вместе выпутаемся.

Хоуп улыбнулась. Это было очень соблазнительное предложение. Лгать, лгать и лгать, и, может быть, это действительно сработает и все будет хорошо. Но может быть, и нет. Надо действовать наверняка.

Ей очень хотелось попрощаться, произнести слова, которые любовники шепчут друг другу в темноте, поговорить о Кэтрин, об Эшли и обо всем, что случилось этой ночью, но она не стала ничего говорить. Она нажала кнопку и прервала связь.

Сидя в автомобиле, все еще припаркованном напротив дома О’Коннела, Салли выпустила на волю бушевавшие в ней чувства и разрыдалась. Ей казалось, что она уменьшается в размерах, стала совсем маленькой и слабой, лишь тенью той Салли, какой была утром. Она считала, что достигнутый ими успех не оправдывал той цены, которую им пришлось заплатить. Она топала ногами, колотила по рулю, а затем со стоном повалилась на сиденье, словно ее ударили в живот. Катаясь по нему с закрытыми глазами, она не подозревала, что в этот самый момент всего в нескольких футах от нее прошагал к своему подъезду, ругаясь на чем свет стоит, Майкл О’Коннел, охваченный слепой яростью и черной злобой и также не замечавший ничего вокруг.

— Я вижу, — проговорила она с некоторой осторожностью, — что вам удалось встретиться со следователем, который вел это дело?

— Да, — ответил я. — И разговор был очень познавательный.

— Но вы вернулись, потому что у вас остались вопросы, так?

— Да. Я все-таки считаю, что мне надо поговорить еще с кем-нибудь из участников событий.

Она кивнула и помолчала. По-видимому, вспоминала все детали этой истории и оценивала их значимость.

— И вы по-прежнему хотите поговорить со Скоттом или Салли?

— Да.

Она покачала головой:

— Не думаю, что они согласятся. Но, независимо от этого, что вы рассчитываете узнать у них?

— Я хочу знать, как они провернули это дело.

На этот раз она рассмеялась, но безрадостно:

— «Провернули»? Вот уж самое неподходящее слово, чтобы описать, через что они прошли и как это повлияло на их дальнейшую жизнь.

— Ну, вы же понимаете, что я имею в виду. Как они оценивают все произошедшее.

— И вы полагаете, что они скажут вам правду? Представьте себе, что вы стучитесь к ним в дверь и говорите: «Мне надо задать вам несколько вопросов о человеке, которого вы убили». Они же посмотрят на вас как на сумасшедшего и захлопнут дверь у вас перед носом. И даже если они пригласят вас в дом и вы спросите: «И как же вам живется с тех пор, как вам удалось избежать наказания за убийство?» — что, по-вашему, может побудить их выложить вам всю правду как на духу? Это было бы смешно, вы же понимаете.

— Но вы-то знаете ответы на все эти вопросы?

— Конечно, — ответила она.

Дело происходило ранним летним вечером, в тот переходный час от дня к сумеркам, когда мир кажется увядающим. Она открыла окна, впустив в дом нестройные звуки, к которым я уже привык во время предыдущих визитов: детские голоса, шум проезжающих время от времени автомобилей. Заключительные аккорды еще одного благополучного дня в пригороде. Я подошел к окну и вдохнул свежий воздух:

— Вы, наверное, не чувствуете здесь себя как дома?

— Конечно нет. Это печальное, неживое место, слишком нормальная атмосфера.