Джон Катценбах - Фатальная ошибка

— Мой супруг умер несколько лет назад, — прервала его Кэтрин. — Пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Джонсон. Это исключительно для самозащиты пожилой женщины, проживающей в одиночестве в сельской местности.

Он улыбнулся:

— Четыреста долларов. Наличными. И я добавлю лишнюю коробку патронов. Найдите какое-нибудь безлюдное место, где можно попрактиковаться. Вот увидите, с револьвером у вас начнется новая жизнь.

Мистер Джонсон вложил револьвер в дешевую кобуру.

— Это прилагается бесплатно. — Он вручил Кэтрин оружие в обмен на деньги. — И вам надо запомнить одну вещь. Когда вы решите, что пора спустить курок… — медленно произнес он, вставая в позу стрелка и подняв вперед руки, — держите револьвер обеими руками, прочно встаньте обеими ногами так, чтобы вам было удобно, сделайте глубокий вдох и… еще одна вещь.

— Какая?

— Выпускайте все шесть патронов сразу. Если вы хотите что-то или кого-то подстрелить, миссис Фрейзир, то тут нельзя останавливаться на полпути. Это только в Голливуде хороший парень может выбить выстрелом пистолет из руки плохого парня или всадить пулю ему в плечо. А в жизни не так. Если вы решили стрелять, цельтесь в середину груди и старайтесь, чтобы не оставалось никаких вопросов. Вы хотите кого-то подстрелить? Так убейте его.

— Чем не жизненное кредо? — кивнула Кэтрин.

Заместитель декана факультета истории искусств сказала, что может уделить мне всего несколько минут. Это были ее приемные часы, и под дверью выстроился целый хвост студентов. Она с усмешкой поведала мне о том, сколько студенческих объяснений, оправданий, вопросов и жалоб ожидает ее в этот день.

— Так что же привело ко мне человека, явно вышедшего из студенческого возраста? — спросила она, откинувшись в кресле.

Я объяснил причину своего прихода как можно туманнее, надеясь, что это побудит ее разговориться, чтобы развеять туман.

— Эшли? Да, помню ее. Это было несколько лет назад. Очень странный случай, надо сказать.

— А чем странный?

— Отличные успехи в учебе, несомненная художественная жилка, трудолюбие, хорошая работа на полставке в музее — и внезапно все это рассыпалось самым драматическим образом. Я всегда подозревала, что виновата какая-то любовная история. Обычно именно тут собака и зарыта, когда подающие надежды девушки сходят с катушек. Чаще всего эти проблемы разрешаются после того, как они пропитают слезами целую груду платков и выпьют несколько чашек горячего чая. Однако в данном случае на факультете ходили самые разные слухи по поводу ее увольнения из музея и ее добросовестности как аспирантки. Но мне не хотелось бы распространяться на эту тему без ее письменного разрешения. У вас, случайно, нет с собой такой бумаги?

— Нет.

Замдекана пожала плечами и криво усмехнулась:

— Тогда, боюсь, я немногое могу вам рассказать.

— Понятно, — сказал я, поднимаясь. — Тем не менее спасибо, что выкроили для меня время.

— Послушайте, — окликнула меня она, — вы не могли бы сказать, что с ней стало? Она полностью исчезла из нашего поля зрения.

Я колебался, не зная, что ответить. Женщина взглянула на меня обеспокоенно. Она спросила меня без своей обычной насмешливости в голосе:

— С ней стряслась какая-то беда? Это было бы очень грустно слышать.

— Да, наверное, можно и так сказать, — ответил я.

Скотт медленно выбрался из автомобиля, глядя на мужчину, который, несомненно, был отцом Майкла О’Коннела. Тот все еще угрожающе замахивался топором. Скотт отошел на безопасное расстояние и вздохнул, удивляясь тому, что так спокоен.

— Не вижу смысла размахивать у меня под носом этой штукой, мистер О’Коннел, — сказал он.

О’Коннел-старший дернулся и проворчал:

— Вы тут облазили всю округу со своими вопросами обо мне. Я опущу топор, если вы скажете, кто вы такой.

Скотт сделал каменное лицо и, прищурившись, вперил взгляд в лицо О’Коннела. Молчание затянулось. Наконец О’Коннел не выдержал:

— Я жду ответа.

— Я понимаю. Я думаю над тем, какой ответ выбрать.

Это сбило О’Коннела с толку. Он сделал шаг назад, потом обратно, опять замахнулся топором и повторил свой вопрос:

— Кто вы такой?

Скотт продолжал невозмутимо сверлить мужчину взглядом, как будто топор, занесенный у него над головой, нисколько не волновал его. Тело О’Коннела было одновременно рыхлым и сильным. Над засаленными джинсами нависал пивной живот, мощные руки пестрели татуировкой. Несмотря на холодную ноябрьскую погоду, на нем была лишь черная футболка с эмблемой «Харлей-Дэвидсон» чуть выше пояса. В коротко остриженных черных волосах проглядывала седина. Вытатуированное крупными буквами на предплечье имя «Люси» было единственным, что осталось от его семейной жизни, — не считая сына и дома. Было похоже, что О’Коннел под мухой, однако говорил он внятно и на ногах держался твердо. Очевидно, выпитое лишь выключило сдерживающие центры и слегка затуманило ему голову, что, с точки зрения Скотта, было очень кстати. Он сложил руки на груди и покачал головой, чтобы подчеркнуть, что ситуацией владеет именно он.