Т. Паркер - Лето страха

— Брент влюбился в меня. Но, как я уже сказала, Рассел, он еще ребенок. Без конца осыпает меня подарками.

Она посмотрела на меня чуть повлажневшими глазами.

— Я слышал, ты вчера была у Эмбер? Я думал, вы друг с другом едва разговариваете.

Грейс моргнула, нахмурилась, чем снова сильно напомнила мне меня самого.

Она изучала меня в течение долгого и очень странного периода молчания, причем я почувствовал себя так, будто я сам разглядываю себя, своими собственными глазами. Потом она медленно покачала головой и отвернулась.

— Вчера вечером я с мамой не встречалась, — сказала она.

— Марти Пэриш сказал мне, что видел, как ты в половине двенадцатого выходила из ее дома.

— Отлично. А я тебе повторяю, не мог он этого видеть.

— Но он абсолютно уверен, я имею в виду — прошлой ночью. Это был твой красный «порше».

— Даже и не знаю. Расс, что мне тебе сказать, но меня там не было. Мартин слишком много пьет, чтобы быть в чем-либо уверенным, не так ли? В последний раз, когда я видела Мартина, он в бессознательном состоянии валялся на мамином диване. Правда, это имело место уже давно. А вчера я была с Брентом.

Она снова принялась изучать меня.

Нельзя сказать, что у нее замкнутое лицо — скорее его можно назвать открытым: оно вбирает в себя ровно столько, сколько и отдает. В нем нет никакой хитрости, во всяком случае, я не замечаю ее. Однако в нем явно присутствуют смущение и любопытство, а также небольшое количество того, что я мог бы назвать словом «надежда».

— Что происходит, Расс? Ты снова стал видеться с матерью?

— Нет. Просто я сегодня разговаривал с Марти. И он сказал мне, что видел, как вчера поздно вечером ты выходила из дома Эмбер.

— Значит, это Марти решил снова встречаться с ней.

Я кивнул.

— Никогда не понимала, как ей удается превращать вас всех в пресмыкающихся.

— Возможно, Брент Сайдс просветит тебя на этот счет.

Карие глаза Грейс снова остановились на моем лице.

— Лично я к этому никогда не стремилась.

— Эмбер могла бы сказать то же самое.

— И все же у меня создается впечатление, будто ты страстно жаждешь ощутить сердечную боль. Это что, действительно настолько приятно?

— Только пока ты молод.

— Вроде как я сейчас?

— Вроде. Такова жизнь. So Jah seh.

Она снова посмотрела на меня. И встала. Если фраза и испугала ее, то она ничем не выдала себя. Она взглянула в окно и — тряхнула своими темными волосами.

— Так говорит Господь. Послушай, Расс, мне хотелось бы быть с тобой до конца откровенной. Могу я один-единственный раз остаться у тебя на ночь? Я устала от преследований, и я измучена. Я знаю, Изабелла не в восторге от меня, но рано утром я уеду.

— Ну конечно, гостевая постель приготовлена.

— Этот диван мне замечательно подойдет.

— Устраивайся, где хочешь.

Она подняла свой бокал.

— Не составишь мне перед сном компанию? Но только на сей раз чего-нибудь покрепче, чем вермут.

Я приготовил и принес два крепких виски. Мы сели на диван, на довольно большом расстоянии друг от друга. Я стал рассказывать ей об Изабелле и о своей работе; она — о своих делах. Разговор получился какой-то странный — почти официальный и как бы ознакомительный, подобно тому, как порой натянут разговор двух старых друзей, — просто дань тому, что когда-то связывало их. Впрочем, у нас с Грейс никакого прошлого не было. И все же я никак не мог подавить в себе тех мощных нежных, покровительственных импульсов, которые мужчина испытывает по отношению к собственной дочери. Я почувствовал, как они забродили внутри меня, закрутились словно в водовороте, а потом осели и замерли. Так оно всегда и случалось — не на что им было рассчитывать, некуда им было стремиться. Вот и сейчас она сидит на диване, моя девочка, отделенная от меня двумя футами пространства, и рассказывает мне о том, как торгует одеждой, и все, что я могу делать, это слушать ее. Из всех ран, нанесенных мне Эмбер, эта — самая тяжкая: насильственно захватив Грейс, она отняла у меня человека, которого я мог глубоко любить, она украла у меня и у моей дочери то, чего никогда уже нельзя будет возвратить, — время.

Я положил свою руку на ее и поймал взгляд родных карих глаз. Она оборвала фразу на полуслове и снова уставилась в пол. Волосы опять упали на лицо и почти полностью закрыли его.

— Извини меня, Расс. Наверное, мне надо было поехать в какой-нибудь отель или найти себе что-нибудь другое в этом же роде.

— Я рад тому, что ты здесь.