Томас Харрис - Молчание ягнят

— Из Малайзии. Есть еще и европейский тип, называется atropos, но та, которую нашли во рту у Клауса, из Малайзии.

— Значит, кто-то вырастил ее искусственно.

— Наверняка, — кивнул Пилчер. — Но вначале привезли из Малайзии в виде яйца или, что более вероятно, кокона. До сих пор не известно ни одного случая, чтобы она откладывала яйца в неволе. Они спариваются, но яиц все равно нет. Самое трудное — это найти в джунглях гусеницу. А уж потом вырастить несложно.

— Вы сказали, они кусаются.

— У нее очень твердый и острый хоботок, который она всаживает тебе в палец при малейшей опасности. Необычное оружие, к тому же не разрушается даже у заспиртованных экземпляров. Оно-то и помогло нам так быстро опознать ее.

— А эта у вас откуда?

— Получили по договору обмена с правительством Малайзии. Не знаю, на что ее выменяли. Было так смешно, мы стояли здесь и ждали…

— Не в курсе, какие виды таможенных деклараций заполнялись при получении? Сохранились какие-нибудь документы? Разрешено ли их вывозить из Малайзии? У кого все это можно узнать?

— Я понимаю, вы спешите. Вот здесь я выписал все, что у нас есть. Пойдемте, я провожу вас к выходу.

Они молча прошли через весь этаж. Войдя в ярко освещенную кабину лифта, Кларис заметила, что Пилчер выглядит не менее устало, чем она сама.

— Наверное, не спали несколько ночей, — посочувствовала Кларис. — Но зато сделали все, как надо. Знаете, я хотела извиниться, в прошлый раз я вела себя немного резко, но просто…

— Надеюсь, его все же поймают. И вы закончите с этим делом. Я тут выписал названия кое-каких химикатов, которые он должен был покупать, чтобы сохранить насекомое… Мисс Старлинг, мне бы очень хотелось узнать все поближе.

— Может быть, я позвоню, когда смогу.

— Обязательно позвоните, обязательно, я буду очень ждать.

Двери лифта закрылись. Пилчер и Кларис поехали вниз. Этаж, посвященный человеку, погрузился в темноту.

Свет красных фонарей в отделе экспозиции насекомых отражался в десятках тысяч огромных круглых глаз. Тихо гудел увлажнитель воздуха. В темной клетке под матерчатым чехлом бабочка «Мертвая голова» медленно сползла с ветки паслена. Сложив на спине черно-коричневую мантию крыльев, она подползла к кормушке с медовыми сотами, обхватила их передними лапками и вонзила в воск острый, как игла, хоботок. Насекомое замерло, высасывая из сот сладкий мед, а вокруг снова возобновилось жужжание и писк и вместе с ними — крошечные сражения и крошечные убийства.

Кэтрин Бейкер Мартин сидит все в той же ненавистной темноте. Темнота режет глаза, и в короткие минуты забытья ей снится, что темнота проникает внутрь, заползает в нос и уши и сковывает сердце. Она закрывает ладонью нос и рот, ложится ухом на матрац и просовывает другую руку между ног, оставляя сырой темноте только одно незащищенное ухо. Внезапно до нее доносится звук, заставляющий тут же проснуться и съежиться от страха. Знакомый звук швейной машинки. Разная скорость. Медленно, быстро, снова медленно.

В подвале включен свет — где-то высоко над головой виден тусклый желтый круг. Значит, люк открыт.

Несколько раз лает пудель, с ним разговаривает все тот же странный приглушенный голос.

Он шьет. Здесь, глубоко под землей, это занятие кажется ей просто абсурдом. Шитье всегда связано со светом. В голове тут же возникает образ из детства: залитая солнцем комната, где стоит швейная машинка… за ней — трудолюбивая пчелка — экономка… ее котенок играет с развевающейся шторой…

Воспоминания из прошлого сметает все тот же странный голос, нервно говорящий с пуделем:

— Красотка, перестань. Вот уколешься иголкой, будешь знать. Что мы тогда будем делать? Я уже почти закончил. Да-да, моя радость, конечно, ты обязательно получишь что-нибудь вкусненькое.

Кэтрин не знает, сколько времени находится в этом заточении. Помнит, что дважды мылась. Причем второй раз — стоя в полный рост, желая, чтобы он при свете посмотрел ее тело. Но фонарь горел слишком ярко и она не могла сказать наверняка, смотрел ли он. Что ни говори, а в обнаженном виде Кэтрин Мартин достаточно эффектна и сама прекрасно понимает это. Он тоже должен увидеть ее красоту. Ей необходимо выбраться отсюда. Пусть он захочет затащить ее в постель. Тогда можно и сразиться. «Ну соблазнись же, соблазнись, неужели я тебе не нравлюсь? — мысленно повторяла она, обмывая тело. Еды он дает мало, так что нужно постараться соблазнить его побыстрее, пока есть силы. Она знает, что должна бороться за свою жизнь. Знает, что сможет победить. Только сначала нужно вымотать из него все силы в постели, чтобы он сделал это столько раз, сколько сможет, а уж потом вступить в схватку. Она знает, что если ее ноги хоть раз захватят его шею, то в одно мгновенье он улетит на небеса прямо к Иисусу. Но смогу ли я выдержать все это? Смогу, черт возьми, обязана смочь. Только сразу в глаза и в пах, в глаза и в пах, в глаза и в пах. Но за все то время, пока она мылась, сверху не донеслось ни единого звука. Никакого ответа на все ее слова. Только ведро с мыльной водой тихо поднялось наверх, а через минуту на его место опустилось пустое.