Томас Харрис - Молчание ягнят

— Нет. Мы просто…

— Вот именно. Мы начинаем желать только того, что видим каждый день. Разве вы сами не чувствуете на себе каждый день жаждущие, ненасытные взгляды? И разве ваши собственные глаза никогда не натыкались на что-то, чего бы вам очень хотелось?

— Хорошо. Но тогда расскажите, как…

— Теперь ваша очередь рассказывать, Кларис. Сейчас вы больше не можете пообещать мне каникул на берегу океана и прогулок по песчаному пляжу. Так что остается только наше quid pro quo. Хм, в разговоре с вами надо быть очень осторожным. Рассказывайте, Кларис.

— Что рассказывать?

— Две вещи, которые вы остались должны еще с нашего прошлого разговора. Что случилось с вами и лошадью, и как вам удается держать себя в руках.

— Доктор Лектер, когда у нас будет побольше времени, я…

— Мы больше не можем откладывать, Кларис. В прошлый раз уже отложили. Боюсь, нам вряд ли удастся встретиться еще.

— Послушайте, чуть позже я…

— Я именно слушаю. Итак, через два года после смерти отца ваша мать отправляет вас в Монтану, на ранчо, где вместе с мужем живет ее двоюродная сестра. Вам десять лет. Вы обнаруживаете, что на ранчо выращивают лошадей на убой. И вы убегаете вместе с подслеповатой лошадью. Что дальше?

— Было лето, и нам удалось удрать довольно далеко, до самого Бозмена.

— У лошади было какое-нибудь имя?

— Наверное, но на это не особенно обращают внимание, когда растят лошадь на убой. Я звала ее Анна. Тогда мне казалось, что это имя ей вполне подходит.

— Вы вели ее под уздцы или ехали верхом?

— И то, и другое.

— Итак, вы прошли и проехали до самого Бозмена.

— Да. Там, в пригороде, была платная конюшня, школа верховой езды или что-то в этом роде. Я попросила их подержать Анну у себя. Но загон стоил двадцать долларов в неделю, а стойло еще дороже. К тому же они сразу заметили, что она плохо видит. Я сказала: ладно, тогда я могу водить ее по двору и катать маленьких детей, пока их родители будут обучаться верховой езде. Сказала, что могу чистить стойла. Один из них, мужчина, стоял, слушал и соглашался со всем, что я говорила, а его жена тем временем позвонила шерифу.

— Шериф был таким же простым полицейским, как и ваш отец?

— Но это не помешало мне до смерти испугаться. У него было такое большое красное лицо. В конце концов шериф внес двадцать долларов за первую неделю, как он сказал, «до выяснения всех обстоятельств» и добавил, что в такую чудесную теплую погоду девчонке не следует драить стойла. Газеты напечатали объявление, поднялся страшный шум. В конце концов мамина сестра позволила отправить меня в лютеранский приют.

— Это приют для детей-сирот?

— Да.

— А Анна?

— И ее пристроили туда же. Один лютеранин, хозяин ранчо неподалеку, привозил ей сено. В приюте была своя конюшня. Анна пахала огород. Правда, все время нужно было следить, чтобы она шла ровно, не загребала в сторону и не топтала уже проросшие растения. А летом мы запрягали ее в повозку и катали детей.

— Но, в конце концов, она все же умерла?

— Да.

— Расскажите мне об этом.

— Это случилось в прошлом году, мне прислали письмо из приюта. По их подсчетам ей было года двадцать два. В последний день своей жизни она еще катала в повозке ребятишек, а потом ночью умерла прямо во сне.

— Как трогательно, — разочарованно проворчал Лектер. — Кларис, вы хотели, чтобы муж вашей тетки из Монтаны лишил вас невинности?

— Нет.

— А он сам пытался?

— Нет.

— Что же заставило вас убежать вместе с этой лошадью?

— Они собирались убить ее.

— Вы знали, когда?

— Нет, но все время переживала. Она так быстро толстела.

— Но что подтолкнуло вас удрать именно в этот день?

— Не знаю.

— А по-моему прекрасно знаете.

— Я все время беспокоюсь…

— Что подтолкнуло вас, Кларис? Сколько было времени, когда вы убежали?

— Ранним утром. Было еще темно.

— Значит, что-то разбудило вас. Что вас разбудило? Вам что-то приснилось? Что?

— Я проснулась от крика ягнят. Проснулась от того, что они громко кричали в темноте.

— Это были весенние ягнята? На убой?

— Да.

— И что вы сделали?

— Я ничего не могла для них сделать. Я ведь была всего лишь…

— Что вы сделали с лошадью?..

— Я тихо оделась в темноте и вышла во двор. Она была очень напугана. Все лошади в загоне были напуганы и сбились в кучу. Я тихонько стукнула ее по носу, она поняла, что это я, и ткнулась носом мне в ладонь. И в хлеву, и в сарае возле загона для овец горел свет. Такие, знаете, голые лампочки, которые отбрасывают огромные тени. Во дворе гудел огромный грузовик — рефрижератор. Я вывела Анну…