Том Клэнси - Все страхи мира

– Тогда что это за чертовщина? – задал риторический вопрос капитан. – Впрочем, какое это имеет значение?

– Капитан, – произнес Клаггетт, – для начала нам следует оторваться от нашего "друга" на пеленге двести семьдесят.

– Да. Сделайте поворот на северо-восток, помощник. В бли-жайИ1ее время он не должен совершать поворот, и мы сумеем оторваться от него очень быстро, затем еще больше увеличим дистанцию.

Клаггетт взглянул на карту, больше в силу привычки, чтобы убедиться, что в этом районе достаточная глубина. Глубина была более чем достаточной. По сути дела "Мэн" находился на линии дуги большого круга, протянувшейся от Сиэттла до Японии. Клаггетт дал команду, и подводный ракетоносец "Мэн" повернул налево. Вполне можно было повернуть и направо, однако левый поворот позволял немедленно удалиться от "Акулы", которую они преследовали несколько дней. В следующую минуту подводная лодка повернулась бортом к гигантским тридцатифутовым волнам, бушующим всего в нескольких футах над головой, и выступающая над корпусом рубка, именуемая на американском флоте "парусом", превратилась именно в парус, игрушку сил природы. Подлодка накренилась на сорок градусов. Весь экипаж немедленно схватился кто за что смог, стараясь удержаться на ногах.

– Может быть, опустимся поглубже, капитан? – спросил Клаггетт.

– Подождем несколько минут. Может быть, по системе космической связи услышим что-нибудь еще.

Три бревна, которые когда-то представляли собой одно из самых великолепных вечнозеленых деревьев в Орегоне, плавали в северной части Тихого океана уже несколько недель. В тот момент, когда их смыло волной с палубы лесовоза "Джордж Макриди", они были еще зелеными и тяжелыми. Превратившись в плавающий в океане мусор, бревна пропитались водой, и стальная цепь, соединяющая их, лишила бревна остатков положительной плавучести, придав им нейтральную. Они не могли всплыть на морскую поверхность – во всяком случае не в такую погоду. Бушующие волны лишали бревна возможности подняться вверх, под лучи солнца, которого сейчас все равно не было, и потому они плыли на некоторой глубине подобно дирижаблям, медленно поворачиваясь, в то время как море пыталось разорвать скрепляющую их стальную цепь.

Младший акустик на борту "Мэна" услышал что-то на пеленге ноль сорок один, почти прямо по курсу. Это был странный звук, подумал матрос, металлический, похожий на звон, но более низкий. Это не корабль, решил он, но и не какое-то живое существо. Шум почти терялся в грохоте волн и никак не останавливался на определенном пеленге…

– Черт побери! – Матрос включил стоящий перед ним микрофон. – Мостик, докладывает акустик – звуковой контакт рядом по борту!

– Что? – Рикс бросился в гидроакустический отсек.

– Не могу понять, что это, но совсем близко, сэр!

– Где?

– Не знаю, трудно определить, будто по обеим сторонам носовой части – это не корабль, не знаю, что это за чертовщина, сэр! – Матрос взглянул на точку, появившуюся на экране, напрягая слух, пытаясь опознать звук. – Это не точечный источник шума – он совсем близко, сэр!

– Но… – Рикс замолчал, повернулся и скомандовал, руководствуясь рефлекторным чувством опасности:

– Немедленное погружение!

Он знал, что уже слишком поздно.

Весь корпус подводного ракетоносца "Мэн" загудел, как гигантский барабан, когда одно из бревен ударило по фиберглассовому корпусу, закрывающему носовые датчики гидролокационной системы.

Это были три бревна, три части одного дерева. Первое ударило вдоль своей оси по краю купола, почти не причинив ущерба, потому что субмарина двигалась с очень небольшой скоростью – всего несколько узлов, а все на подводной лодке строилось с максимальной прочностью. Однако грохот от удара был оглушительным. Первое бревно отскочило в сторону, однако оставались еще два, и центральное бревно ударило по корпусу как раз в том месте, где находился центр управления.

Рулевой мгновенно отреагировал на команду капитана, до отказа оттолкнув от себя рычаг управления горизонтальными рулями. В результате корма субмарины резко поднялась вверх, прямо к тому пути, по которому двигались бревна. Рули на корме "Мэна" располагались крестообразно. Рули направления находились над винтом и под ним, а слева и справа были плоскости рулей глубины, действующие подобно стабилизаторам самолета. На наружной поверхности каждого находилась еще одна вертикальная плоскость, похожая внешне на вспомогательный руль, но являющаяся на самом деле арматурой акустических датчиков. Цепь, соединяющая два бревна, зацепилась за нее. Таким образом, одно бревно оказалось по правому борту, а два – по левому. То, что было на правом борту, вытянулось вдоль корпуса и коснулось вращающегося винта. Раздавшийся грохот еще никому из команды не приходилось слышать. Винт "Мэна" с его семью лопастями был изготовлен из марганцевой бронзы и обрабатывался, доводясь почти до совершенства, в течение семи месяцев. Он был исключительно прочен, но любая прочность имеет предел. Его лопасти в форме сабли начали бить по бревну одна за другой подобно циркульной, медленно работающей пиле. От каждого удара изгибались наружные края винта. Механик в кормовом отсеке еще до поступления команды принял решение остановить вращение вала. За пределами корпуса подводной лодки, меньше чем в сотне футов от того места, где находился офицер, слышался визг разрываемого металла, когда арматура акустических датчиков была сорвана с плоскости горизонтального руля правого борта вместе с дополнительной арматурой, удерживающей буксируемые пассивные датчики. В этот момент бревна, одно из которых почти совсем расщепилось, остались позади субмарины, попав в ее кормовую струю, и шум резко уменьшился.