Джон Пирсон: Джеймс Бонд: Официальная биография агента 007

— Я — Уильям Стивенсон, — сказал человек. — Лондон уже предупредил меня о вас. — Он указал на стоящего в тени комнаты другого человека. — А это

— коммандер Бонд.

ИТАК, ЧЕЛОВЕКОМ вТЕНИ БЫЛ Джеймс Бонд. До тех пор мне казалось, что я знаю его довольно хорошо — по книгам. Я всегда представлял его чем-то вроде супермена. Однако первое, что я сразу же почувствовал, увидев его — это некоторая скрытость и сдержанность. Лицо его было мне незнакомым, но, безусловно, твёрдым и решительным. Глаза были сероголубыми, рот не улыбался. Знаменитый шрам тянулся через всю левую щеку — от угла глаза до линии подбородка. Надо лбом нависала запятая тёмных, уже пронзённых сединой волос. Да, Флеминг описывал его именно таким. Но было ещё кое-что, к чему я не был подготовлен: к атмосфере некоторой напряжённости, витавшей вокруг этого человека. Он производил впечатление того, кто когда-то пострадал и сейчас обеспокоен возможным возвращением проблем.

После того как сэр Уильям представил нас, мы пожали друг другу руки.

— Настоящее искреннее рукопожатие, — сказал я.

Бонд не отреагировал. Вместо ответа он достал сигарету и закурил. Потом сказал:

— Не думаю, что смогу оказаться вам сколько-нибудь полезным. О моей личной жизни в общих чертах уже написал Ян. Я смогу добавить немного, и вообще вся эта затея кажется мне высосанной из пальца.

— Ваша личная жизнь интересует этого господина в последнюю очередь, — вставил Уильям. — Он скорее хотел бы поговорить с вами о Флеминге.

Услышав такое, Бонд смягчился.

— Как хорошо вы его знали? — спросил я.

— Достаточно хорошо — насколько хорошо можно было знать такого человека, как Флеминг.

— И вы не были против того, чтобы он писал о вас в своих книгах?

Бонд выдержал паузу.

— М. дал добро на то, чтобы я рассказал вам об этом?

— Да.

— Невероятно. Что ж, в таком случае и у меня нет возражений, хотя в реальности они есть. Я расскажу вам. Но не думайте, что я согласился на использование меня в книгах Флеминга из тщеславия. Если б вы знали, сколько проблем доставили мне эти книги.

— Однако в своё время они были неплохим тактическим ходом, — вновь вмешался Уильям. — В некотором смысле даже спасли вам жизнь. Разве не так?

В ответ Бонд лишь фыркнул.

— Каковы ваши планы? — спросил его я.

— Мое будущее, вы имеете в виду? — пожал плечами Бонд. — Хоро ший вопрос. Я тоже хотел бы знать ответ на него. Официально я теперь слишком стар для активной службы. Хотя возраст — понятие относительное. Вон, Абель*, например, предстал перед судом в пятьдесят пять — а это на три года больше, чем мне сейчас. Так что всё зависит. IIимеется в виду советский разведчик Рудольф Абель/ 1.

— От кого?

— В основном от сэра Джеймса Мэлони. Помните такого? Флеминг о нём писал. Главный психиатр Секретной службы и профессионал своего дела. Моё будущее — в его руках. Скоро он прибудет сюда. Если он решит, что я уже годен к службе — я пулей помчусь в Лондон.

Понизив голос, Бонд уставился на океан за окном. Маяк на холме вспыхнул и погас.

— А дело, в принципе, не в возрасте, — продолжил он. — Да, с возрастом ты уже не так вынослив, но зато становишься хитрее. Вся суть в том, чтобы хватило смелости. Что же касается вашего дела, то я хотел бы закончить его как можно быстрее. Билл*, что ему можно говорить? / /уменьшительное от «Уильям»//

— Всё. У него высшая категория допуска.

— И главный офис будет проверять то, что он напишет?

— Конечно.

— Это облегчает дело. Когда начнём?

— Завтра утром, если это вас устраивает, — ответил я.

— И с чего вы хотите, чтобы я начал?

— С самого начала.

Бонд оказался пунктуальным человеком (позже он скажет мне, что пунктуальность — обычное качество шпиона, хотя, возможно, она была также и чертой его характера). Ровно в девять тридцать утра мой телефон зазвонил.

— Если вы готовы, мы можем начать.

Я как раз заканчивал свой завтрак.

— И где вы предлагаете этим заняться?

— Прямо у вас.

Мне было интересно увидеть, где живёт Джеймс Бонд, но возразить я не смел. Через две минуты в дверь раздался уверенный стук. Бонд, которого я увидел сейчас, отличался от того, который предстал передо мной прошлой ночью. Былая напряжённость исчезла. Он был свежим и подтянутым, глаза его были ясными. Обут он был в эспадрильи* I /матерчатые тапочки на верёвочной подошве//, одет в поношенные джинсы и выцветшую синюю футболку, сквозь которую выделялись широкие плечи и крепкая грудь. Никакой полноты — ни на животе, ни на бёдрах. Он казался мне каким-то нереальным, и словно специально выставлял себя именно в таком свете — в каком я и ожидал его увидеть (к слову, другой моей задачей было выяснить, насколько он был бы хорош как актёр).