Джон Пирсон: Джеймс Бонд: Официальная биография агента 007

Согласно М., родители Бонда погибли, совершая восхождение в Альпы, и мальчику тогда было всего одиннадцать лет. Также в некрологе было отмечено, что парень был атлетического сложения и склонным к уединению.

Конечно, всё это могло быть лишь совпадением, но всё же весьма странным. И я решил проверить данные некролога. Согласно им, после проблем в Итоне, провинившийся Бонд был переведён в Феттес, в школу, в которой учился его отец. Естественно, я написал секретарше той школы письмо с просьбой дать мне какую-либо информацию о Бонде — мальчике, который, возможно поступил в их школу в 1936-ом. Но прежде чем я получил ответ, прибыло другое письмо, которое изменило всё. В большом коричневом конверте со штампом венской почты было короткое официальное сообщение от австрийского адвоката. В нём говорилось, что его клиент фрейлейн Кюнцлер, проживающая по адресу Фридрих-плац, 27, скончалась от болезни три недели назад. Разбираясь с её документами, он обнаружил записку о том, что в мой адрес необходимо было выслать некую фотографию. Фотография прилагалась. Это был увеличенный чёрно-белый снимок туристов на фоне гор. Одним из туристов была симпатичная молодая блондинка, а рядом с ней стоял человек, в котором я без труда узнал Яна Флеминга. По другую сторону от девушки был высокий симпатичный темноволосый парень, лет восемнадцати-девятнадцати. Все трое выглядели очень серьёзными. Я повернул фотографию. «Это единственное фото, которое я смогла найти, — было указано на обороте. — Писем я так и не нашла, но эти два человека и есть Джеймс и Ян в Кицбюэле в 1938-ом. Девушка — это я, хотя сейчас вы вряд ли признаете в ней меня».

Бедная мисс Кюнцлер…

Итак, если молодым парнем действительно являлся Джеймс Бонд, то женщина говорила правду. Тогда что же случилось с ним в 1938-ом? Как долго использовал его Флеминг в качестве персонажа для своих романов?

Не дожидаясь известия из Феттеса, я решил навести справки у друзей Флеминга, проживающих в Кицбюэле. Однако вскоре мне позвонил человек, назвавшийся Хопкинсом. Судя по тону — полицейский. Он уже слышал, что я навожу справки об одном человеке. Не могли бы мы с ним встретиться и обсудить это за ленчем? Например, в Национальном либеральном клубе на Уайтхолл Плэйс.

Мистер Хопкинс оказался необычным либералом: крупным, лысым, и с пышными бровями — таким увидел я его, когда он ожидал меня в фойе клуба возле бюста Гладстона* / /премьер-министр Великобритании в XIX веке //. Мы прошли к столу у окна в большой коричневой столовой, с коричневой мебелью и коричневыми стенами.

— Я из Министерства обороны, — сказал Хопкинс, прихлёбывая поданный ему коричневый виндзорский суп. — Вы должны немедленно прекратить все свои поиски.

— Это почему же? — спросил я.

— Поскольку они противоречат национальным интересам.

— В каком смысле?

— Если я говорю вам, что противоречат, значит это так.

— А если я этого не сделаю?

— Тогда мы применим по отношению к вам закон о государственной тайне.

Даже так.

После коричневого виндзорского супа нам подали пастуший пирог — запеканку из мяса и картофельного пюре — очевидно, любимое либералами блюдо; питательное, но не очень располагающее к разговору. Я попытался выяснить у Хопкинса, кто конкретно стоит за ним, но так и не получил ответа. «Помните о государственной тайне, — сказал он мне напоследок. — Нам не нужны неприятности». «Скажите это мистеру Гладстону», — ответил я.

В итоге я остался неудовлетворённым. Если и существовала какая-то серьёзная причина на то, что о Джеймсе Бонде следовало помалкивать, то я чувствовал, что имею право знать её. Может быть, стоит обратиться к более лояльной персоне, чем Хопкинс?

Через несколько дней я получил новое приглашение на ленч — в ресторан «Кеттнерс». Я ответил, что не приеду, если мне вновь будут угрожать. «Угрожать? — послышался удивлённый голос на другом конце провода. — Помилуйте, это будет всего лишь интеллектуальным общением».

На этот раз это был Уркхарт — очень худой человек, плешивость которого сочеталась с густой чёрной растительностью на его руках. В отличие от своего коллеги, он не поскупился на бутылку респектабельного кьянти. Ещё до того, как мы закончили лазанью, я протянул ему присланную мне из Вены фотографию.

— Очень интересно, — отреагировал он. — Симпатичный парень. Каким и остаётся до сих пор, конечно.

— То есть, вы хотите сказать, что Джеймс Бонд всё ещё жив?

— Конечно. Иначе бы не было этой нашей встречи.