Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

— Вероятно, заказчик? — подсказал Хартман.

— Верно, Франс, заказчик. Заказчик имеет доступ к полному объему информации. А заказчик кто? После падения Паулюса Геринг превратился в номинальную фигуру. Значит, Гиммлер. То есть — СС. Меня зацепило это назойливое упоминание Эбелем Шелленберга. Шелленберг знает, Шелленберг в курсе…

— У Эбеля с ним прямой контакт.

— Тоже верно… Вот что, Франс, давайте-ка прощупаем этот его контакт. Одно дело вырывать отдельные куски, и совсем другое — увидеть целое. — Мимо них, громко смеясь, в отель проследовала группа офицеров с девушками. Виклунд подождал, пока они не уйдут, и продолжил: — Насколько мне известно, люди Шелленберга делали попытки выйти на диалог с союзниками. Но вы понимаете, никто не хочет сидеть за одним столом с живодерами из СС. Издержки для репутации слишком велики, с политической точки зрения — вообще взрывоопасно. А мы давайте попробуем очень аккуратно разобраться, согласен ли Шелленберг выйти на связь с нами, насколько в этом деле он зависим от Гиммлера и, главное, какой монетой он готов оплачивать нашу благосклонность? Вам, Франс, скажу прямо: тема для разговора может быть только одна. И вы понимаете, какая. Передайте это Шварцу, а он пусть поговорит с Эбелем.

— Эбель слаб. Он побоится вести такие разговоры с начальником СД.

— А если начальник СД сам этого захочет? Эбелю надо очень осторожно прозондировать настроение Шелленберга, коль скоро у них сложились близкие отношения. И если Шелленберг проявит заинтересованность, подставить ему контрагента в лице Шварца. Тогда и мы пошлем сигнал, чтобы он знал, что это не провокация.

Хартман оглянулся, провел ладонью по лбу и сказал, глядя в глаза Виклунду:

— При таком развитии мы рискуем ячейкой.

Виклунд не отвел взгляда:

— Риск — составная часть разведки.

— Но и без Шварца наша группа дает немало оперативно-тактической информации. Мы работаем с вермахтом, с абвером.

— Будьте осторожны, Франс, — мягко перебил Виклунд и поспешно уточнил: — Мы будем осторожны.

Он не стал говорить, что донесения группы, с которой сотрудничал Хартман, давно не представляют большой ценности для СИС. Львиная доля оперативно-тактической информации была им попросту неинтересна. Они получали ее в более полном и точном объеме через взлом «Энигмы». За это в СИС не готовы были платить высокую цену. Вместо этого Виклунд сказал на прощание, положив ладонь на плечо Хартману:

— Я швед. Вы испанец. Простые, в сущности, люди. Что нас объединяет? Правильно. Незначительность. Следовательно, у нас общая цель — выжить, не потеряв достоинства. Не правда ли?

— Правда, — согласился Хартман. — Только достоинство бывает разных сортов. За высший не принято платить мелочью из разбитой копилки и мятыми бумажками, воняющими предательством.

— Мы заплатим золотом, Франс. Чистым американским золотом.

Вечером за ужином в посольстве Виклунд, как и было договорено, изложил содержание беседы тощему и медлительному, как богомол, посланнику Швеции в Берлине Арвиду Риккерту. Тот его внимательно выслушал, молча доел хвост окуня, коснулся салфеткой крепко сжатых губ, снял и тщательно протер роговые очки, водрузил их обратно на твердый сук носа и только тогда задумчиво произнес:

— Попридержите эту информацию. На рынке могущества сегодня спрос превышает предложение. Отчего бы Швеции не выступить посредником в переговорах англосаксов с СС? Как бы там ни было, но если Шелленберг захочет торговать урановыми секретами, то мы станем торговать Шелленбергом.

С лицом бледным, как вол, изображенный на вывеске ресторана, Зееблатт, позабыв нацепить очки, пытался осмысленно рассмотреть фотографию, которую держал в руках, — и не мог. Руки безбожно тряслись, в глазах расплывалось какое-то мутное пятно, как на экране, когда пленку зажевывает кинопроектор, мысли плавились, погруженные в бездну ужаса. Впрочем, рассматривать там было особенно нечего, так как и беглого взгляда было довольно, чтобы понять: на фото, без сомнения, сам Зееблатт, который, нежно приобняв за талию худенького юношу, целует того в губы. Юноша, опять-таки без сомнения, является секретарем шведской миссии в Берлине Олафом Крулдом. Комментарии, как говорится, были излишни, но Хартман посчитал нужным добавить:

— Мы располагаем и более шокирующими материалами, которые будут переданы во все инстанции в случае, если вы проявите неблагоразумие. Даже если вам взбредет в голову донести на меня в гестапо, ваша судьба будет предопределена. Рейх, как известно, строго карает за такие штучки. Лагерь — это как минимум. А так: прощай светская жизнь, прощай медицина, комфорт и мальчики. Вас повесят.