Но зеркало Малара уже не было сковано арктическим холодом. Поверхность озера превратилась в месиво из плавучих льдин, среди которых чернели большие трещины. Вода и лед двигались вместе, медленно смещаясь в сторону Сталлканален и пытаясь пробить себе дорогу к гавани. Уайлд набрал побольше воздуха.
— Гуннар! — крикнул он.
Гуннар вздрогнул и на миг застыл на месте. Как он и рассчитывал, Моель метнулся прочь от его голоса, но сделал всего два шага, споткнулся о бетонный выступ на краю озера и полетел вниз. Его крик растаял в шуме ветра.
Со стороны площади от Врангель-Палас подбежал полицейский и остановился рядом с Уайлдом:
— Я слышал крик.
— Я тоже, — ответил Уайлд. — Но здесь никого нет.
— Наверно, нам показалось, — сказал полицейский.
— Надеюсь, что так.
Уайлд вспомнил быстрый поток, бурливший в узком месте под мостом и исчезавший подо льдом залива. На поверхность он всплывет не раньше, чем окажется в Балтийском море.
— Странное время для прогулок, — заметил полицейский.
— Я задержался на работе дольше, чем рассчитывал, — миролюбиво объяснил Уайлд. — Но теперь я возвращаюсь домой.
Самолет Уайлда приземлился в Хитроу без четверти двенадцать. Он переложил в карман паспорт Майкла Иста и остаток денег, оставив дамскую сумочку под сиденьем. Интересно, что подумают о ее странном содержимом работники БЕАК [9] Британская европейская авиатранспортная компания.
.
Доехав на такси до банка, он обналичил очень крупный чек и отправился на Севилроу. Через час он почувствовал, что готов выйти на лондонские улицы. Он принял ванну и побрился. На нем было пальто от «Барберри» и мягкая шерстяная шляпа. Он пообедал в «Вирасмани», взяв креветки по-мадрасски с приправой карри и два больших бакарди с содовой. Без четверти четыре он подошел к Хэймаркет. Он открыл стеклянную дверь и подошел к приемной стойке. Джулия подняла голову, ее брови поползли вверх, и она взялась за телефон.
Уайлд накрыл ладонью ее руку:
— Не надо.
— Никто мне не говорил, что вы можете прийти сегодня.
— Я знаю. Но дело очень срочное.
— Вы не можете пойти наверх, — заволновалась она. — У капитана посетитель.
— Это будет сюрприз.
В студии не было ни души. Уайлд открыл внутреннюю дверь и наткнулся на ствол девятимиллиметрового «люгера», который держала самая большая рука из всех, какие ему приходилось видеть. Лицо над этой рукой было не менее массивным: огромный нос и подбородок торчали вперед, как два волнолома, обрамляющие небольшую бухту, твердые губы были сурово сжаты. У мужчины были широкие плечи и болтавшийся на шее галстук. Уайлд закрыл за собой дверь.
— Кулидж Люсинда, — сказал он. — Я так и думал, что вы здесь.
Американец убрал пистолет в карман:
— Когда-нибудь вы схватите пулю в живот, и это будет моя пуля. Почему вы так подумали?
— На основании кое-каких слов, которые Гуннар сказал за обедом прошлой ночью.
Капитан Мокка не стал вставать из-за своего стола.
— Мы как раз говорили о герре Моеле. Мне принесли сообщение, что в субботу он отменил показ своей весенней коллекции из-за неожиданной болезни. Эта новость кажется нам очень странной и нуждающейся в объяснениях.
— Гуннар Моель мертв.
Уайлд положил руки на стол и наклонился вперед:
— То, что он умер, — самая большая удача из всех, которые когда-либо случались в нашей организации. Чтобы выполнить это задание, мне пришлось предпринять несколько попыток и даже отправиться в Стокгольм. А причина этому — самый скверный инструктаж, который я когда-либо получал. Вы не сообщили мне о Моеле важных сведений, необходимых для выполнения миссии, включая его физическое состояние. Вы не предупредили меня, что там будет Кайзерит. Вы отправили меня, как свинью на бойню, и ждали, когда из меня сделают отбивную.
Губы Мокки сжались в тонкую линию.
— Вы профессиональный убийца, Уайлд. Как профессионал, вы должны быть готовы к самым трудным ситуациям.
— Все верно, капитан, я профессионал. И за последние десять лет я привык получать профессиональную поддержку. А вместо этого я получил полное дерьмо.
— Кажется, вы забыли, что говорите со своим начальником, — резко сказал Мокка.
— Уже нет. Я ухожу. Мне следовало уйти еще в прошлом октябре. Но Тони Кэннинг попросил меня остаться. Наверно, я всегда был наивным простаком. Но больше мне не хочется впрягаться в эту лямку.
Весь его вид свидетельствовал о том, что решение он принял твердое. Возможно, и бесповоротное.
Читать дальше