Роберт Стреттон - Час нетопыря

— На щелкоперов, как я бы выразился, всегда можно надеть намордник, — ворчит Фёдлер.

— Не в этом случае, дорогой. Пришлось бы разговаривать с президентами издательских концернов и примерно с сотней независимых главных редакторов. На это просто нет времени.

— Я возьму это на себя.

— Ты не понимаешь, что говоришь. Но бог с ними, с газетами. Может, ничего и не пронюхают. Что ты можешь сказать по поводу разницы между тем, что утверждает Ведомство по охране конституции, и докладом Граудера?

— Он явился с докладом по всей форме? Странно. Это человек, не склонный к болтовне. Пустяки! Может оказаться, что Ведомство знает про одно, а армия про другое.

— Как ты намерен представить это дело на международной арене?

— Я? Никак не намерен. Говорить — это вредно. И писать вредно. Похищение нейтронных боеголовок? Не слыхали. Не знаем. Не имеем понятия. Все это сплетни, обман, надувательство, коммунистическая пропаганда. Мы сделаем выводы в отношении тех газет и отдельных лиц, которые сознательно или неумышленно служат чуждым интересам.

— Это хорошо на сегодня. А что мы скажем завтра? Что ты скажешь, если сегодня вечером люди начнут умирать от лучевой болезни?

— Но это же ясно, дорогой канцлер. Мы выступаем с правительственным заявлением, которое передадут все радио- и телевизионные станции. Восточная зона совершила беспримерное нападение на Федеративную Республику. Массовый гнев народа, стихийные манифестации на улицах. Необходимо мобилизовать резерв бундесвера, чтобы навести порядок. Жалоба в ООН, немедленный созыв Совета Безопасности. Все козыри у нас на руках. Протесты Берлина никого не убедят. В конце концов, как можно совершить атомное нападение на себя самого? Короче говоря, мы храним полное молчание, пока есть такая возможность или пока мы не выясним, что стало с этими проклятыми боеголовками. Если они нас опередят — все равно, кто эти «они», — мы устроим представление на весь мир. Разве не так?

— Не так, Фёдлер. Те, кто похитил боеголовки, заинтересованы, может быть, именно в таком развитии событий. Зачем идти навстречу их намерениям? К тому же мы не одни. Американцы предпримут собственное расследование, дело приобретет такую огласку, как когда-то Уотергейт. Ведь мы хвалились, что наша система охраны боеголовок абсолютно надежна, и отказались закупить систему у них. Конгресс заявит, что нам нельзя доверять, и потребует отобрать у нас нейтронные боеголовки. Ты не знаешь, на что способен этот чертов конгресс.

— Знаю, дорогой канцлер. Очень хорошо знаю, так как ковбои платили когда-то за мое обучение, и как раз этому я от них прекрасно научился. Достаточно задействовать нескольких опытных и хорошо оплачиваемых лоббистов. Не буду хвалиться (ты ведь только что осудил наше неуместное хвастовство), но у меня есть такие возможности. В Америке, дорогой канцлер, можно купить все, а людей тем более. Дело только в цене. Уверяю тебя: мои люди убедят семерых из десяти конгрессменов и три четверти сенаторов, что красные опять что-то затеяли и что мы — это лучшая гарантия безопасности свободного мира. В этих случаях весь конгресс становится мягок, как их соленое масло. Думаю, тебе не надо напоминать о Латинской Америке. Короче, дорогой канцлер, мне надо побеседовать со своими американскими знакомыми.

— Фёдлер, у нас уже нет времени. Лучше подумай, что сказать на заседании правительства. А пока прошу тебя хранить все это в секрете.

— Я должен молчать на заседании кабинета?

— Нет. Я решил отложить заседание еще на полчаса. Для меня важны именно эти тридцать минут.

— Что ты еще должен сделать, дорогой канцлер?

— Сперва я должен поговорить с Белым домом.

Вице-канцлер Фёдлер выкатывается на своих коротких ножках из кабинета, посапывая и посвистывая.

Лютнер — он сознает это чуть ли не в пятисотый раз — не знает, что и думать об этой карикатурной, но вместе с тем страшной фигуре. Ханс-Викинг Фёдлер подчас производит впечатление маленького провинциального дурачка, который лишь благодаря каким-то невыясненным партийным комбинациям дорвался до ключевого поста в федеральном правительстве. Зато в других ситуациях он выглядит как воплощение дьявола, цинизм и хитрость которого поистине безграничны. Он предмет насмешек дипломатического корпуса, потому что вульгарен, смешон, неопрятен, лишен какой бы то ни было привлекательности. И вообще явно не в ладах с расхожими представлениями об облике и манерах дипломата, хоть и руководит внешней политикой второй после Соединенных Штатов западной державы. Но когда Фёдлер выступает на митингах или с трибуны бундестага, когда он проводит пресс-конференции, нет никого, кто бы его не слушал, затаив дыхание.