Роберт Стреттон - Час нетопыря

— Я вас понял, господин канцлер. Будет исполнено. До свидания.

Как только за Граудером закрылась дверь, канцлер вызвал руководителя своего ведомства.

— Господин Меркер, с этого момента вы обязаны хранить в тайне все мои распоряжения, встречи и телефонные разговоры. Наша страна в опасности. Я запрещаю вам с кем-либо разговаривать, включая моего уполномоченного по связям с прессой, Ведомство по охране конституции и всех членов правительства, обо всем том, что вы здесь увидите и услышите. Понятно? Хорошо. Теперь извинитесь перед фрау Швелленберг и встречу отложите на неопределенное время. Извинитесь, пожалуйста, перед молодежной делегацией из Майнца и скажите, что я лично к ним прибуду, допустим, в августе. Переводчики готовы?

— Так точно, господин канцлер.

— Это люди абсолютно надежные?

— У них есть свидетельство о лояльности высшей степени, выданное Ведомством по охране конституции. Кроме переводчика на французский, офицера военно-воздушных сил.

— Понимаю. Прошу отослать переводчиков, направленных Ведомством по охране конституции, и немедленно доставить сюда военных переводчиков. Французский переводчик пусть идет в кабину. И тотчас же соедините меня с Елисейским дворцом.

Через тридцать секунд из аппарата на столе канцлера слышится тихий свист — знак того, что работают исключающие подслушивание демодуляторы, — а затем низкий, хриплый голос президента Франции:

— Алло! Это Пейо. Слушаю вас.

Из аппарата доносится мягкий, молодой голос переводчика.

— Пьер? Это Лютнер. Дорогой мой, обойдемся без приветствий и объяснений. Надеюсь, ты выслушаешь меня внимательно, очень внимательно. Пока не могу сообщить тебе подробности, но должен предупредить, что Франции угрожает серьезная опасность.

— Опасность? Какого характера, дружище?

— Военного характера.

— Я тебя не понимаю, Дагоберт. Франция не входит в военную организацию НАТО, заграничную и военную политику моей страны я определяю сам. И мне пока неизвестно ни о какой опасности.

— Бывают разного рода опасности. Не могу тебе ничего больше сказать, пока наши общие союзники не примут соответствующих решений, но во имя германо-французской дружбы я должен, понимаешь, должен заранее тебя предупредить.

— Но о чем, Дагоберт? Если я не знаю, в чем дело, как я могу предпринять какие-либо действия?

— Послушай меня, Пьер. Через несколько часов я смогу сказать тебе больше. Но сейчас, во имя наших общих интересов, убедительно тебя прошу объявить блокаду германо-французской границы на южном ее участке. Понимаешь, самая строгая проверка всех проезжающих, и в первую очередь — тщательный досмотр всех грузов, перевозимых на машинах, в фургонах, на баржах и паромах. Стяни все силы, которые есть в твоем распоряжении. Это действительно важно.

— Мой дорогой Дагоберт, это похоже на детективный роман, а не на политику. Не будешь ли так любезен сказать, что должны искать мои таможенники?

— Подозрительные предметы, а особенно военное снаряжение.

— Пушки? Винтовки? А может, атомную бомбу?

— Что-то в этом роде.

— Ах, Дагоберт, спасибо тебе за предупреждение. Ты, видимо, хочешь сказать, что у вас пропала какая-то бомба или что-нибудь в этом роде. Понимаешь ли ты, что напишет завтра моя пресса, если я без всяких объяснений закрою восточную границу?

— Что делать, Пьер. Поступай, как считаешь нужным. Постараюсь тебе позвонить, как только смогу сказать больше. До свидания.

— До свидания, мой друг.

Лютнер вытирает вспотевший лоб. Конечно, это был ненужный и опасный разговор. Пейо разболтает об этом деле всему Парижу, а боеголовки беспрепятственно перевезут во Францию. С какой же другой целью похитители везли их в сторону границы? Что делать? Все, что можно предпринять в этой ситуации, Лютнером сделано.

Канцлер вызывает начальника своего ведомства.

— Мой военный адъютант здесь?

— Ждет уже полчаса.

— Пусть войдет.

Высокий, красивый и элегантный капитан Куно фон Ризенталь докладывает о прибытии.

— Господин капитан, — говорит Лютнер, глядя молодому офицеру прямо в глаза. — Вам предстоит трудная, очень трудная задача. Как сказано в присяге, которую вы принимали после окончания офицерской школы? Кому вы присягали на верность и послушание?

Куно фон Ризенталь не теряется ни на миг. В офицерской школе его научили не только безукоризненным манерам. Научили также владеть собой буквально в любой ситуации.

— Я присягал на верность Федеративной Республике, господин федеральный канцлер, — отвечает он, как на экзамене. — На верность конституции и правам немецкого народа.