Роберт Блох: Мой брат – нетопырь

Это началось в сумерках. В сумерках, которые я не мог видеть.

Мои глаза открылись в темноту, и в первое мгновение я был уверен, что продолжаю спать и видеть сон. Потом я скользнул рукой вниз и ощутил дешевую обивку гроба, развеяв последние сомнения в реальности происходящего кошмара.

Я хотел закричать, но кто услышит крики через шесть футов могильной земли?

Лучше было поберечь дыхание и разум. Я опустился назад, и вокруг меня сомкнулась тьма. Тьма и холод, промозглая темнота смерти.

Я не мог вспомнить, как очутился здесь, и какая ужасающая ошибка привела к моему преждевременному погребению. Все, что мне было известно, это то, что я жив, но если мне не удастся выбраться, то окружающая обстановка как нельзя лучше будет соответствовать моему состоянию.

Затем началось то, что я не отваживаюсь припомнить в подробностях. Щепки дерева, комья рыхлой земли, паническое удушье, сопровождавшее меня весь путь к нормальности лежащего на поверхности мира.

Достаточно того, что, в конце концов, я выбрался. И мне оставалось только благодарить свою бедность, которая и стала главной причиной моего спасения. Бедность, из-за которой меня положили в непрочный, незапертый гроб внутрь дешевой неглубокой могилы.

Облепленный влажной глиной, обливающийся холодным потом, преодолевая крайнее отвращение, я выполз из распахнутых челюстей смерти.

Между надгробий крался сумрак, а откуда-то слева злобный взгляд луны озирал мрачные легионы, ведомые к своим завоеваниям во славу Ночи.

Луна смотрела на меня, а ветер нашептывал обо мне украдкой задумчивым деревьям, и они клонились передать эту весть всем тем, кто спал под сенью их теней.

Взгляд луны лишил меня покоя, и мне хотелось скорее покинуть эти места, до того, как деревья откроют мой секрет бесчисленным и безымянным мертвым.

Но вопреки желанию, прошло несколько минут, прежде чем я сумел встать прямо и унять дрожь.

Я глубоко вдохнул запахи тумана и легкого разложения. Потом развернулся и двинулся вдоль по тропе.

Именно в тот момент я и заметил силуэт.

Он скользил как тень среди еще более глубоких теней под сенью проклятых деревьев, и когда лунный свет упал на его лицо, мое сердце зашлось в ликовании.

Я кинулся в сторону замершего силуэта, задыхаясь от слов, которые спорили друг с другом за право прозвучать первыми.

— Вы можете мне помочь? — лепетал я. — Видите ли… меня закопали здесь… заперли… живого в могилу… я выбрался… понимаете… я ничего не могу вспомнить… вы можете мне помочь?

Незнакомец молча кивнул.

Я остановился, пытаясь восстановить душевное равновесие, собраться.

— Простите, это неудобно, — сказал я уже спокойнее. — Я не имею права просить вас о помощи. Ведь я даже не знаю, кто вы?

Голос из тени звучал тихо, но каждое его слово взрывалось громом в моем мозгу.

— Я — вампир, — произнес незнакомец.

Безумие. Я уже приготовился к бегству, но голос догнал меня.

— Да, я — вампир, — сказал он. — И вы — тоже.

Затем я, должно быть, потерял сознание. Я потерял сознание, и незнакомец забрал меня с кладбища, потому что, когда я очнулся, то обнаружил себя лежащим на диване в его доме.

Вокруг виднелись высокие панельные стены, а через потолок крались тени, рождаемые светом канделябра.

Я сел, моргнул, и уставился на склонившегося надо мной незнакомца.

Теперь я мог его рассмотреть, и результат меня удивил. Среднего роста, русоволосый, гладковыбритый, он был одет в неброский деловой костюм. И на первый взгляд производил впечатление вполне обычного человека.

Когда его лицо опустилось ко мне, я сумел рассмотреть его ближе, пытаясь пронзить завесу мнимой нормальности, тщась разглядеть безумие, скрываемое за прозаическим обликом.

Но увидел я нечто гораздо худшее, чем безумие.

Вблизи его лицо злобно светилось отраженным светом. Я разглядел восковую бледность кожи, и, что хуже того, необычные морщины. Всю поверхность лица и горла покрывала паутина крохотных складочек, и когда он улыбался, это походило на ухмылку мумии.

Да, его лицо было бледным и морщинистым; бледным, морщинистым лицом покойника. Только глаза и губы на этом лице выглядели живыми, и они были алыми… слишком алыми. Бледный лик мертвеца с кроваво-красными ртом и глазами.

От него пахло затхлостью.

Все это я запечатлел в своем сознании, прежде чем он начал говорить. Голос его напоминал шелест погребального венка на ветру.