Станислав Рем - Переведи меня через Майдан...

— А если не дам?

— В таком случае, вы вынуждены будете либо расстаться с идеей о суверенной Украине, и станете первым, и последним президентом, при котором страна потеряла стабильность, и самостоятельность. Либо вам придётся самому применить диктаторские полномочия. Но уже ко всем. И ко мне, и к нему. В таком случае, вы окончательно потеряете Запад. Выбирайте.

После минутных колебаний Кучерук спросил:

— Что тебя конкретно интересует?

— Причины развала банка «Незалежна Україна». Материалы по поездкам Козаченко в США в конце девяностых. Материалы о встречах в начале 2000 года. Его причастность к «Газовым магистралям» Литовченко, в девяносто шестом году. Пока всё.

— Многовато.

— Достаточно, чтобы сохранить свободу и независимость.

В трубке Яценко слышал тяжёлое дыхание: «папа» думал.

— Хорошо. Как ты сказал, предположим, я согласен.

Яценко приспустил галстук, и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Кажется, наша взяла.

— Чёрт с ним. Пусть выигрывает пост президента. Я скажу своё слово после парламентских выборов.

— Уверен, что их выиграешь? Гарантию дашь?

— На все сто процентов. Вот тогда я его и прижму. Когда встанет вопрос о премьер-министре.

— Ну что ж, Бог тебе в помощь.

— Нет, Даниил Леонидович. Просто сказать слово совсем не означает начать действие. Сейчас к вам приедет Коновалюк. Вы передадите ему материалы. Показывать их не стоит. Я всё проверю здесь, на месте. Если всё будет в порядке, мы проголосуем за «пакет».

Президент снова на некоторое время замолчал. Яценко его не торопил. С таким то материалом прощаться, и, фактически, на слово. Но у того уже не было иного выхода.

— Хорошо. Присылай Тараса. Жди его через час.

Яценко спрятал мобильник в карман, и, от всей души, принялся отплясывать в общественно сортире. Плясать так, как его в детстве учил дед: в присядочку, с прихлопываниями ладонями по коленям, притопыванием, и покряхтыванием от удовольствия.

Самойлов заснул. Сидя в кресле. И снилась ему всякая ерунда. То детство, то Майдан, то Юлька, непонятно куда пропавшая, после того дня, когда в Киев прибыли бело-зелёные. То жена, почему-то плачущая над столом. Пустым столом, накрытым старой, рваной скатертью. Ближе к утру приснился попугай Кешка, живший у него на кухне три года, и сдохший за полгода до его отъезда в Киев.

Михаил проснулся от удара по плечу.

— Ты что, совсем сбрендил? — Володя покрутил пальцем у виска. — Тут вот-вот должно заседание начаться, а он храпит на всю Ивановскую.

— Не может быть. — Михаил встрепенулся, и сел. — Я никогда не храплю.

— Это расскажешь кому-нибудь другому.

Володя наклонился над камерой.

— В зале движуха началась. Приготовься. Да, кстати, созвонись с Москвой. Они тебя по мобильному вот уже как полчаса вызванивают. А ты харю давишь.

— Да иди ты… — Самойлов просмотрел на телефоне список не принятых звонков. Точно, так и есть, звонили с «Московского кабельного».

— Я вас слушаю, Сан Саныч. — пропел в трубку Михаил, когда главный менеджер канала ответил на его вызов. — Вы меня искали?

— Вы куда пропали, чёрт вас дери? — Сан Саныч находился явно не в лучшем духовном расположении.

— Так мы на месте. В Верховной Раде. А что случилось?

— Ничего хорошего. Возвращайтесь в Москву.

— То есть как? — Самойлов недоверчиво кивнул Володе, мол, «Санька» какую-то галиматью несёт. — У нас ещё не весь материал собран. К тому же, только сейчас начинается переговорный процесс. Нелогично.

— Вот когда на «бабках» будешь сидеть, тогда и станешь решать за всех, логично, или нелогично. Понял? В общем так, завтра, максимум послезавтра жду вас с отчётом. Всё.

Михаил положил трубку в карман, и упал на спинку кресла.

— Как всё меня достало.

— Что ещё случилось? — Володя снимал происходящее внизу, отключив микрофон. Звук, решил он, наложу после. Во время монтажа.

— Нас отзывают.

— И слава Богу. — пробурчал оператор. — Хоть нормальной, человеческой жизнью поживу. А ты что, расстроился?

— Так дело то ещё не сделано.

— Ну и…. с ним. — Володя ещё раз прошёлся по залу объективом. — Посмотри, может мы, как раз, и во время уедем. Кажется, начинается.

— Алло, Тарас Гнатович?

Коновалюк с недоумением вслушивался в уверенный голос незнакомца.

— Да, я. А кто вы такой?

— Это не имеет значения. — странно, но Тарасу Гнатовичу показалось, будто он где-то уже слышал этот голос. Раньше. Не вчера. И не недавно. Давно. Очень давно. И этот голос вызывал чувство тревоги.