– Тебе всего тридцать девять.
– Уже нет, – проворчал Коффи. – Я родился ровно сорок лет назад.
– В таком случае – с днем рождения, адвокат! – расплылся в улыбке Катцен.
– Спасибо, – вздохнул Коффи и добавил:
– Какой, к черту, день рождения? Я просто старею, Фил.
– Перестань, – рассмеялся Катцен и показал на Санлиурфу. – Когда этот город был молодым, сорокалетние считались стариками. Большинство людей не доживали и до двадцати. При этом ужасно болели. Они страдали от зубной боли, незалеченных переломов, плохого зрения, грибков на пальцах... Да чем только они не мучились! А сегодня в Турции голосуют с двадцати одного года! Представляешь?
Вожди древних народов, обитавших в Улудере, Ширнаке и Батмане, не смогли бы даже проголосовать за самих себя!
– Есть место под названием Батман? – вопросительно взглянул на собеседника Коффи.
– Прямо на Тигре, – сказал Катцен. – Всегда можно узнать что-то новое.
Сегодня утром я несколько часов изучал Региональный оперативный центр [1]. Надо сказать, Мэт и Мэри Роуз придумали зверскую машину. Познавая, остаешься молодым, Лоуэлл.
– Ради того чтобы познать РОЦ и Батман, не стоит даже жить, – проворчал Коффи. – Выходит, древние турки занимались сельским хозяйством, орошали пастбища, ворочали камни, пахали – ив сорок лет походили на наших восьмидесятилетних? Вот до чего доводит людей работа.
– Именно так.
– Получается, что они с десяти лет приступали к делу, которому посвящали всю оставшуюся жизнь? А мы, значит, постоянно растем профессионально?
– А разве нет? – удивился Катцен.
– Про себя я такого сказать не могу, – тяжело вздохнул Коффи. – Я был уверен, что к этому возрасту стану большой шишкой, буду работать в аппарате президента, вести мирные переговоры и заключать крупные торговые соглашения.
– Примерно этим ты и занимаешься.
– Да уж, – проворчал Коффи. – Торчу в проклятой дыре и надрываюсь в никому не известном...
– Зато нужном... – попытался перебить адвоката Катцен.
– Для меня известность играет большую роль, – возразил Коффи. – А мне приходится сидеть в подвале военно-воздушной базы Эндрюс – проклятие, это даже не Вашингтон! – и прорабатывать нужные, но безнадежно скучные соглашения с негостеприимными турками, чтобы мы смогли шпионить за еще более враждебными к нам сирийцами. Вместо того чтобы рассуждать в Верховном суде о Первой поправке к Конституции, я жарюсь в проклятущей пустыне, в то время как пот стекает мне прямо в носки.
– Что-то ты в самом; деле расклеился, – заметил Катцен.
– Виноват, – вздохнул Коффи. – В день рождения каждый имеет на это право.
Катцен стукнул по австралийской фетровой шляпе, и она съехала на глаза Коффи.
– Встряхнись, дружище! Иногда приходится заниматься и не самыми увлекательными вещами.
– Да не в этом дело, – поморщился Коффи. – Хотя и в этом тоже. – Он снял шляпу и вытер пальцем пот с ободка, после чего снова водрузил ее на давно не мытые светлые волосы. – Просто мне кажется, что когда-то я был великолепным юристом, Фил, Настоящим волшебником. Моцартом юриспруденции, С двенадцати лет я начал читать юридические книги из библиотеки отца. В то время как все мои друзья мечтали стать астронавтами или игроками в бейсбол, я грезил о карьере стряпчего. В четырнадцать лет я уже мог самостоятельно вести любые дела.
– Представляю твоих клиентов, – невозмутимо заметил Катцен.
– Ты понял, что я имею в виду, – нахмурился Коффи, – Ты имеешь в виду, что не достиг своего потенциала. Добро пожаловать в реальный мир. А мне, кстати, очень тебя не хватало, когда я работал в «Гринписе».
– Да, – улыбнулся Коффи. – Я не бросался на палубу, чтобы прикрыть от гарпуна новорожденных тюленей, и не хватал за руку здоровенных громил, устанавливающих капканы на черных медведей.
– Мне приходилось делать и то, и другое, – сказал Катцен. – В первом случае я чуть не задавил тюлененка, а во втором мне самому сломали нос.
Проблема заключалась в помощниках. Доставшиеся мне бездельники не могли отличить морскую свинью от дельфина. Хуже всего, что им было на это наплевать.
Я видел, как ты прорабатывал наш визит к турецкому послу. Ты предусмотрел буквально все и великолепно провел переговоры.
– Я имел дело с государством, внешний долг которого превысил сорок миллиардов долларов. Большую часть этих денег оно задолжало моей стране.
Заставить их пойти на уступки не составляло для меня особого труда.
Читать дальше