Луиза Пенни - Разные оттенки смерти

И продолжала любить до сих пор. Но дело было не в его теле. И не в его разуме. А в его сердце.

– Ты должен уехать, – сказала она.

– Но почему? Я стараюсь изо всех сил. Правда.

– Я это знаю, Питер. Но нам нужно какое-то время пожить раздельно. Мы должны оба понять, что для нас важно. Я знаю, я должна понять это для себя. Может быть, тогда мы станем больше ценить то, что имеем.

– Но я и без того ценю, – взмолился Питер.

Он в панике огляделся. Мысль об отъезде приводила его в ужас. Оставить эту комнату. Этот дом. Друзей. Деревню. Клару.

Поехать по этой дороге на холм. Из Трех Сосен.

И куда? Разве есть места лучше этого?

– «Ах, нет, нет, нет», – простонал он.

Но он знал, что если Клара хочет этого, то он должен это сделать. Должен уехать.

– Всего на год, – сказала Клара.

– Ты обещаешь? – спросил он, вперившись в нее сверкающими глазами.

Он и моргнуть-то боялся, потому что это могло нарушить контакт между ними.

– На следующий год ровно в этот день, – сказала Клара.

– Я вернусь домой, – сказал Питер.

– И я буду ждать тебя. Мы сделаем барбекю. Для нас двоих. Стейки. С молодой спаржей. И с французскими батонами из пекарни Сары.

– Я куплю бутылку красного вина, – сказал он. – И Рут мы не будем приглашать.

– Мы никого не станем приглашать, – согласилась Клара.

– Только мы вдвоем.

– Только мы вдвоем, – сказала она.

После этого Питер оделся; все его вещи уместились в одном-единственном чемодане.

Из окна своего номера Жан Ги Бовуар видел шефа, который медленно шел к машине. Он знал, что ему нужно поспешить, чтобы не заставлять Гамаша ждать, но сначала он должен был сделать одно дело.

Он знал, что пришло время это сделать.

Он встал, принял таблетку, позавтракал и понял, что настал его день.

Питер сунул чемодан в машину. Клара стояла рядом.

Питер чувствовал, что, как это ни мучительно, он готов поведать ей правду.

– Я должен сказать тебе кое-что.

– Разве мы сказали друг другу недостаточно? – спросила она в изнеможении.

Она всю ночь не спала. Электричество неожиданно включили в половине третьего, а она до этого времени так и не смыкала глаз. Она выключила свет, сходила в ванную и забралась в постель.

Увидела, что Питер спит. Увидела, как он дышит, вдавив щеку в подушку. Его длинные ресницы были сомкнуты. Руки расслаблены.

Она разглядывала его лицо. Красивое тело, которое и в его возрасте – за пятьдесят – не утратило привлекательности.

И вот настал момент расставания.

– Нет, я должен сказать тебе кое-что, – проговорил он.

Она смотрела на него, ждала.

– Я сожалею о той рецензии, что Лилиан написала тогда в колледже.

– Зачем говорить об этом сейчас? – недоуменно спросила Клара.

– Дело в том, что я стоял рядом с ней, когда мы разглядывали твои работы, и я думаю, я…

– Да? – настороженно спросила Клара.

– Я должен был сказать, что это прекрасные картины. Ну, то есть я сказал ей, что ты мне нравишься как художник, но я думаю, что мог бы выразиться яснее.

Клара улыбнулась:

– Лилиан – это Лилиан. Ты не мог ее изменить. Можешь об этом не беспокоиться.

Она взяла Питера за руки, легонько потерла их, потом поцеловала его в губы.

И оставила его. Прошла через калитку, по тропинке, к двери.

Перед тем как дверь закрылась, Питер вспомнил что-то еще.

– «Воскрешение! – прокричал он. – Надежда поселяется среди современных мастеров!»

Он посмотрел на закрытую дверь. Наверняка он успел прокричать это вовремя, и она услышала.

– Я запомнил эти рецензии, Клара. Все хорошие рецензии. Я помню их наизусть.

Но Клара уже была в доме. Стояла, прислонившись спиной к двери.

Она закрыла глаза, нащупала в кармане монетку, вытащила ее. Жетон новичка.

Она сжала его так сильно, что он отпечатался на ее коже.

Жан Ги снял трубку и начал набирать номер. Две, три, четыре цифры. Больше, чем набирал когда-либо прежде, до того как повесить трубку. Шесть, семь цифр.

Ладони у него вспотели, голова закружилась.

В окно он видел, как старший инспектор Гамаш укладывает чемодан в багажник.

Старший инспектор Гамаш закрыл заднюю дверь машины, повернулся, увидел Рут и Брайана.

Потом в его поле зрения появился кто-то еще.

Оливье шел медленно, словно приближался к минному полю. Он остановился, потом пошел дальше и остановился во второй раз, только когда подошел к скамейке и Рут.

Она не шелохнулась, продолжая смотреть в небо.

– Она будет сидеть там целую вечность, – сказал Питер, подходя к Гамашу. – Ждать того, что не может произойти.