Андреа Камиллери - Возраст сомнений

Ужасная выдалась ночь. Едва он уснул, как над самым ухом будто из пушки выстрелили – грохот такой, что мертвого поднимет. Чертыхаясь, он сел на кровати. Теперь не заснешь, понятное дело, не стоит и пытаться.

Он встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Гром гремел почти не переставая, небо затянули свинцовые тучи, а зловещие молнии, как гигантские вздыбленные кони, скакали по небу, потряхивая ослепительной гривой. Штормовые волны захлестывали пляж, вода подобралась к самой веранде. Посмотрел на часы – было только шесть утра.

Он пошел на кухню, поставил кофе и сел в ожидании. Память услужливо прокрутила перед мысленным взором недавний сон. Это началось у него несколько лет назад. Вот уж наказание господне – помнить все, что тебе снится! Счастливчики те, кто забывает сны, стоит лишь открыть глаза: ни хороших, ни плохих снов – ничего у них в голове не остается. Чем он хуже? За что такое мучение?! А главное – он видит не просто сны, а нечто с намеком на реальность, отчего в голове у него постоянно роятся вопросы, ответа на которые он не находит. И все это сильно раздражает и нервирует.

Накануне вечером он лег спать в хорошем расположении духа. Уже неделя, как в комиссариате была тишь да гладь, и он раздумывал, не воспользоваться ли случаем, чтобы сделать Ливии сюрприз, нагрянув к ней в Боккадассе. Выключив свет, он растянулся на кровати и почти сразу уснул. И увидел этот сон…

– Катарелла, съезжу-ка я в Боккадассе, – сказал он, входя в комиссариат.

– И я с вами!

– Нет, ты – нет.

– Почему?

– Потому.

Тут вмешался Фацио:

– Извините, комиссар, но вы тоже не сможете поехать в Боккадассе.

– Почему?

Интересно, куда это он гнет?

– Вы что, забыли?

– Что именно?

– Вы умерли вчера утром. В семь пятнадцать, если быть точным… – И вынул из кармана носовой платок, промокнуть глаза. – Монтальбано Сальво, урожденный…

– Слушай, давай без паспортных данных. Правда, что ли, умер? И как это случилось?

– Инсульт.

– Где?

– Прямо на рабочем месте.

– А подробнее?

– Вы разговаривали по телефону с господином начальником, – уточнил Катарелла.

Значит, этот сукин сын Бонетти-Альдериги довел-таки его до ручки…

– Если хотите, можете взглянуть… – предложил Фацио. – Прощание состоится в вашем кабинете.

На его письменном столе, расчищенном от бумаг, возвышался открытый гроб. Заглянул. На покойника вообще-то не похож, однако в гробу лежал именно он, Монтальбано.

– Ливии уже сообщили?

– Да. – Мими Ауджелло, отвечая, крепко его обнял, не сдерживая рыданий: – Прими мои соболезнования.

– Соболезнуем, – подхватил нестройный хор голосов.

Это были начальник полиции Бонетти-Альдериги, его секретарь, доктор Паскуано, Якомуцци, Бурджо и два могильщика.

– Сердечно благодарю, – ответил им Монтальбано. – Как я умер? – поинтересовался он у подошедшего доктора.

Паскуано тут же вскипел:

– Он и мертвый действует мне на нервы! Ждите результатов вскрытия.

– Может, хотя бы намекнете?

– По всей вероятности, инсульт, правда… тут кое-что не сходится…

– Ну уж нет! – вмешался начальник полиции. – Комиссар Монтальбано не может расследовать собственное убийство!

– Почему?

– Так не пойдет. Слишком велика личная заинтересованность. И потом, такое не предусмотрено законом. Расследование я поручил новому оперуполномоченному.

Тут Монтальбано пришла в голову одна мысль.

– Ливия когда приедет? – отозвал он в сторону Мими.

– Она сказала, что… – Мими замялся.

– Ну?

Мими разглядывал носки своих ботинок.

– Она еще не определилась.

– В каком смысле?

– Она не уверена, что успеет на похороны.

Взбешенный Монтальбано вышел во двор. Там уже стояло множество венков и катафалк, готовый сопроводить его в последний путь. Он вытащил телефон:

– Алло, Ливия? Это Сальво.

– Привет, ты как? Ах, прости, я забыла…

– С чего это ты не уверена, что успеешь…

– Послушай, Сальво, если бы ты был жив, я бы постаралась оставаться с тобой. Возможно, даже вышла бы за тебя замуж. В конце концов, что еще остается в моем возрасте, учитывая потраченные на тебя годы? Но поскольку мне вдруг представился такой шанс… Надеюсь, ты меня понимаешь…

Он выключил телефон и вернулся в кабинет. Гроб уже накрыли крышкой, и кортеж двинулся к выходу.

– Вы идете? – спросил его Бонетти-Альдериги.

– Ну конечно, – ответил он.