Андреа Камиллери - Следы на песке

– Может, стоит уже немного подумать о расследовании? – спросил его внутренний голос.

– Слушай, оставь эту тему хоть ненадолго! – возразил он сам себе.

– Для настоящего полицейского воскресенье – такой же рабочий день, как остальные!

– Даже Бог отдыхал на седьмой день!

Прикинувшись глухим, Монтальбано продолжал дымить. Докурив, он растянулся на кровати, прикрыв глаза в попытке вновь задремать.

Ноздри защекотал легкий сладковатый аромат, вызвавший образ голой Ракеле, нежащейся в ванне…

Он понял, что Аделина не сменила наволочку, на которой позавчера спала Ингрид, и тепло его тела высвободило аромат ее кожи. Комиссар продержался пару минут и поднялся с постели, чтобы избежать напрасных волнений плоти.

Ледяной душ разогнал дурные мысли.

– Почему же дурные? – вмешался внутренний голос. – Они приятные и даже желанные!

– В вашем-то возрасте? – лукаво возразил ему Монтальбано.

С одеванием возникла проблема.

По воскресеньям Аделина не приходит, значит, обедать придется у Энцо. Но у Энцо обед подают не раньше половины первого. Выйдет он оттуда часа через полтора, то есть в два пополудни.

Успеет ли заехать в Маринеллу, чтобы переодеться до приезда Ингрид? Эта истинная шведка наверняка явится ровно в три.

Нет, лучше сразу одеться поприличнее.

Но во что? На скачки-то можно явиться и в повседневном, а на ужин? Захватить с собой сумку со сменной одеждой? Нет, это глупо.

Выбор комиссара пал на серый костюм, надетый всего дважды: на похороны и на свадьбу. Вырядился как на парад: рубашка, галстук, лаковые туфли. Посмотрелся в зеркало: ну и клоун!

Скинул все до трусов и сел на кровать в расстроенных чувствах.

Вдруг его осенило: надо позвонить Ингрид. Сказать, что ранен в голову, но, к счастью, пуля прошла по касательной…

А вдруг она перепугается и рванет в Маринеллу? Ну и что. Встретить ее лежа в постели с перевязанной головой, бинтов-то дома завались…

– Давай уже посерьезнее! – сказал внутренний голос. – Сплошные отмазки! Просто тебе не хочется с ними встречаться!

– И что же, разве я обязан с ними встречаться? Где написано, что мне непременно следует ехать во Фьякку? – парировал Монтальбано.

И все же в половине первого комиссар был у Энцо: в сером костюме и при галстуке, но с таким лицом…

– Кто-то умер? – сочувственно спросил Энцо, увидев его в таком прикиде и с похоронной физиономией.

Монтальбано вполголоса чертыхнулся, но отвечать не стал. Поел без аппетита. Без четверти три снова был в Маринелле. Только успел освежиться, как подъехала Ингрид.

– Ты сама элегантность! – сказала она.

Еще бы! Она-то в джинсах и блузке.

– Ты и на ужин так пойдешь?

– Ну вот еще! Переоденусь. Взяла все с собой.

Почему женщинам легко снимать и надевать одежду, а для мужика это всегда геморрой?

– Ты можешь ехать потише?

– Да я еле ползу!

За обедом он почти ничего не съел, но и это «почти ничего» подкатывало к горлу каждый раз, когда Ингрид входила в поворот как минимум на ста двадцати.

– Где проводятся скачки?

– Рядом с Фьяккой. Барон Пископо ди Сан-Милителло соорудил за своей виллой ипподром, небольшой, но отлично оборудованный.

– А кто этот барон Пископо?

– Кроткий и любезный синьор лет шестидесяти, занимается благотворительностью.

– Деньги он кротостью заработал?

– Деньги ему оставил отец, младший компаньон крупной немецкой сталелитейной фирмы, а он сумел пустить их в оборот. Кстати, о деньгах: наличные у тебя есть?

Монтальбано опешил:

– Вход платный?

– Нет, но там ставят на победительницу. В каком-то смысле делать ставку обязательно.

– Там что, тотализатор?

– Ну что ты! Вырученные деньги пойдут на благотворительность.

– А победительнице что-то полагается?

– Победительница награждает поцелуем тех, кто на нее поставил. Но некоторые не соглашаются.

– Почему?

– Говорят, из галантности. На самом деле победительницы бывают страшны как смерть.

– Ставки высокие?

– Не очень.

– Примерно по сколько?

– Тысяча-две евро. Некоторые ставят больше.

Ни хрена себе! Интересно, большая ставка для Ингрид – это сколько? Миллион? Он почувствовал, что вспотел.

– Но я не…

– Не захватил?

– В кармане у меня от силы сотня.

– А чековая книжка при тебе?

– Да.

– Так даже лучше. Чек – это элегантнее.

– Хорошо. На сколько?

– Выпиши на тысячу.

Много в чем можно упрекнуть Монтальбано, только не в том, что он жмот и скупердяй. Но выбросить тысячу евро, чтобы поглазеть на скачки в окружении толпы придурков, – это ни в какие ворота не лезет!