Анатолий Степанов: Казнь по кругу

— А когда мне было из-за ваших звонков?

Сырцов осмотрел поднос. Кусок черняшки, три кружочка колбасы, стакан водки и банка пепси. Осмотрел и не согласился с хозяином:

— Это не завтрак, а выпивка под легкую закусь.

— А что делать, если вы мне весь график поломали?

Сырцову не терпелось обменяться мнениями. Не обращая внимания на состояние партнера, быстро распорядился:

— Впечатления давай, Витек!

— Не мешай завтракать, — строго оборвал его Кузьминский, с пшиком открывая пепси.

— Тебя Дед приучил пепсой водку запивать, — констатировал, чтобы занять чем-то бессмысленно расходуемое время, Сырцов.

— Без Деда я, конечно, бы не додумался. — Кузьминский положил три кружочка колбаски на черняшку (бутерброд сделал) и поднял стакан, любуясь хрустальной чистотой напитка. — «Абсолют». Знатоки сходятся во мнении, самая очищенная водка в мире.

Надо было ждать, пока немолодой игрун ублажит себя. Сырцов вздохнул и притих. Кузьминский опорожнил стакан, запил, слегка обрызгавшись пепси из банки, и стал жевать малоаппетитный свой бутерброд. Дожевал, подлец.

— Говорить думаешь? — не вытерпел Сырцов.

— Я сначала думаю, а уж затем говорю, — тут же вывернул наизнанку сырцовскую фразу мастер художественного слова и допил остатки пепси.

— Уже подумал, — решил за него Сырцов. — Говори.

Кузьминский жаждал ощутить благотворные последствия приема дозы и для этого прикрыл глаза и длинно потянулся. Замер в расслабке. Наконец открыл один глаз и приступил:

— Что же тебе сказать, Жора? — зевнул, дабы шокировать собеседника. — Пареньку около тридцати, десятилетку закончил наверняка. Говорит свободно и пользуется довольно большим запасов слов. Ты его на феню подвигал, но он не пожелал отступить от нормативной лексики. Логичен, неплохо просчитывает и про себя, и про контрагента, то есть тебя. И неглуп, весьма и весьма неглуп.

— Ленька Махов дураков не вербует.

— Сколько Леониду сейчас? — ни с того ни с сего спросил Кузьминский.

— Дай подсчитать. — Сырцов подергал себя за нос. — Мне третьего августа тридцать два будет, а он на четыре года старше. Значит, тридцать шесть.

— И уже полковник, — с непонятной завистью вспомнил Кузьминский.

— Без Деда он бы только-только до майора бы добрался, — почему-то обиженно сказал Сырцов и вдруг опомнился: — Будя отвлекаться! Теперь о сведениях, которые мы получили, о достоверности их, о цели, с которой они переданы, и на какую нашу реакцию этот так называемый агент рассчитывает.

— Почему так называемый? Скорее всего он — действительно агент Махова.

— Допустимо. Откуда узнал твой телефон?

— Вероятнее всего, кое-что слышал о моем косвенном участии в ваших делах. А далее — дело техники. Справочник Союза кинематографистов, писателей.

— Кокетничать не надо, Витя, насчет косвенного. И больше не отвлекаемся. Пройдись по моим пунктам.

— Залепуху тебе подкидывать — какой для него смысл? Скорее всего и сходка, и возможная битва богов с титанами вполне реальны.

— А если все это задумано для отвлечения сил спецназа от чего-то еще?

— Маловероятно, Жора. Сам знаешь, теперь прямым штурмом ничего не берут. Не дураки. Так что достоверность — восьмидесятипроцентная. Теперь о цели. По-моему, сугубо индивидуальная, я бы даже сказал, шкурная. Видимо, под ним заметно затеплилась земля, и он жаждет в этой каше попасть в разряд без вести пропавших. А на реакцию рассчитывает он самую прямую. Ты можешь поднять московских ментов.

— Не я один. Почему именно я?

— Напрямую к ментам обращаться — для него страшно опасно. Вдруг не на того, и ему — привет из Ганы. Ты — непокупаемый.

— Неподкупаемый, — поправил Сырцов.

— Неподкупаемых не бывает. Тебя же им просто не купить. Ты — в стороне и одновременно — полностью осведомлен о делах и персонажах московской краснознаменной милиции. В отличие от него ты в говно не вляпаешься.

— Я — частное лицо. Рядовой преподаватель школы детективов и охранников…

— Ты — суперсыщик, Жора! — перебил Кузьминский. — И об этом знают те, кому об этом надо знать. И учти: лицемерное самоуничижение есть по всем Божеским законам грех, ибо оно суть скрытая гордыня.

— Ну, а теперь надо псалом какой-нибудь спеть, — издевательски помечтал Сырцов. — Идти мне завтра с ним на встречу?

— Опять мы в целки-невидимки играем! — не на шутку рассердился Кузьминский, что и подтвердил детским игровым стишком: — «Я садовником родился, не на шутку рассердился. Все цветы мне надоели…» И ты в том числе, гладиолус ты мой ненаглядный! Ты уже решил, что пойдешь! Зачем же спрашиваешь?!