Фредерик Дар - В Калифорнию за наследством

— Хэлло! — окликает она меня.

Я отвечаю ей взмахом руки.

— Подойдите ко мне на минутку! — приглашает она.

Не в моей привычке игнорировать подобные приглашения. Подхожу. Мулатка страшна как смерть. Ее лицо покрыто толстым слоем штукатурки. Грудь ее уступает Элиз Тейлор, хотя глубина декольте такая же. Неистово накрашенные губы кажется занимают все пространство от носа до кончика подбородка.

— Кто вы, малыш?

— Племянник своего дядюшки, которому достался этот дом в наследство.

— А, старик, о котором так часто мне рассказывала бедная Мартини!

— Вы были дружны с ней?

— Не совсем точно, но мы были довольно близки!

Она одаривает меня своей многообещающей улыбкой.

— Француз, я бы хотела предложить вам сыграть со мной небольшую партию в четыре ноги! Вы настолько неотразимы, что я даже не могу говорить с вами о деньгах. Вы сами определите, сколько это будет стоить.

Такие откровенно прямолинейные предложения в одно мгновение превращают меня в импотента.

— Я сожалею, но сию минуту у нас с вами ничего не получится. Дело в том, что сегодня я уже имел счастье сыграть четыре такие партии. А это даже для француза — перегрузка! Я бы выпил настоящий крепкий кофе! Потом немного поболтаем. Пятьдесят долларов вас устроят?

Ее радость была настолько бурной, что я уже начал побаиваться, как бы это не кончилось сердечным приступом.

— Кофе, парень, это моя профессия! [13] Бурная радость мулатки объяснима. На французском жаргоне вы­ражение «пить кофе» означает заниматься любовью. Я жду вас через десять минут!

— О'кэй! А я пока разгружу автомобиль!

Я переношу живой груз в дом «дядюшки», предварительно хорошо увязав его, и ровно через десять минут появляюсь у своей новой знакомой.

— У вас есть телефон? — спрашиваю у нее.

— Конечно, парень! Это же мой рабочий инструмент!

Поскольку мои брови ползут вверх, она объясняет:

— Я располагаю списками одиноких мужчин и мужчин, у которых больные жены. Вы должны были заметить, что у меня очень приятный голос. Вот я вечерами и названиваю им, пытаясь снять их стрессы, обещаю им неземные наслаждения, если они навестят меня. Один из десяти моих клиентов клюет. Как правило, это извращенцы... Они предпочитают замысловатые трюки. Но я думаю, они известны и вам.

— Я не могу согласиться с вами, так как подобные упражнения выходят за рамки моих представлений о сексе. По мне это все равно, что бутылка жаволе, перелитая во флакон шато-икем.

Я набираю номер моего кузена в посольстве Франции.

— Новости, Лионел? — атакую его без лишних слов.

— Слушай: жетон 6018 принадлежит не Витлею Стибурну, а Бенжамену Стокфильду, который был убит на прошлой неделе.

Душу мою наполняет светлая мелодия: выходит, что малыш выбил глаз не агенту ФБР, а рядовому бандиту. Господи, будь благосклонен и впредь к моему ангелу-хранителю!

— Меня зовут Кати, — жеманно сообщает мне проститутка, подавая чашку ароматного кофе.

— А меня — Тони!

— Если не сегодня, то в один из ближайших дней, Тони, вы должны немного заняться мною! Вот уже десять лет, как я не имела дел ни с одним французом. Я была бы несказанно счастлива добавить в свой список еще одного французика!

— Не отказываюсь! Придется удовлетворить ваше желание! — обещаю я. — Но это потом. А сейчас, Кати, не могли бы вы рассказать мне немного о Мартини. Мой дядя расстался с ней тысячу лет назад, поэтому хотел бы узнать побольше о том, как она жила здесь, в Лос-Анжелесе, после их разлуки.

— Жила она нормально. В последнее время нигде не работала. Регулярно раз в месяц совершала трехдневное путешествие, а в остальное время пила или проводила время

с приходящими к ней мужчинами. Не думаю, что она занималась этим из-за денег, так как жила она безбедно. Она покупала очень дорогие картины. Могла часами простаивать перед ними. Она регулярно приглашала меня, чтобы показать свое новое приобретение. Как правило, я одобряла ее выбор, но, если честно, я бы не хотела видеть подобные картины даже в общественной уборной! Но ведь это мое личное мнение, правда?

Я пытаюсь представить себе жизнь Мартини здесь, в таком странном городе, совсем непохожем ни на один французский. Но главное, я так и не понял, почему после ее смерти так упорно пытаются расправиться со всеми, кто был знаком с ней?

Я улыбаюсь хозяйке дома, а сам думаю, насколько она отвратительна.

— О чем вы думаете? — спрашивает она.

— О вас, Кати! Вы неотразимы, вы женщина, обладающая колдовскими чарами. Даже сам Рудольфо Валентино, уверен, был бы пленен вами, Кати! Но почему вы так скрытны?