Андрей Кивинов - Мыс Доброй Надежды

— Тонго, если ты их убьешь, год не будет дождя, — попытался угрозой пронять вождя Юрий Антонович.

— Мы принесем их в жертву духу огня, и он пошлет нам влагу, — довольно усмехнулся кровожадный Тонго. — Так учили предки.

— Тогда я не буду искать в земле воду, — Данилов привел последний аргумент.

— Ты много говоришь, земляной червяк, — сурово заявил Тонго и велел воинам увести с площади непокорного раба.

Рогов увидел, как утаскивают Данилова, и понял, что их последние надежды рухнули.

— Кажись, все. Прощай, брат Петруха!

Послышался гортанный крик Тонго, и чернокожий воин с факелом в руке, пританцовывая, медленно двинулся к кострищу.

— Слышишь? — поднял голову Рогов.

— Чего? — Нгубиев завороженно таращился на медленно приближающийся огонь.

— Вертолет… Точно — вертолет! — заорал Вася. — Наши!

— Где? — завертел головой Петруха, но ничего не увидел.

Дюралевая птица подобралась к деревне на маленькой высоте и совершенно неожиданно, пугая бакубонгов громким воем двигателей, сделала большой круг над поселком кровожадных бегемотов.

— Наши! — Приговоренные рвались на столбах, но страшный огонь уже начал лизать своим прожорливым языком сухой хворост у их ног. — Быстрее!!!

— Чего творите, падлы?! — орал Петруха на растерянных бегемотов. — Сейчас вас всех здесь покрошат, на хер! Тушите! Гоу!

Но тушить огонь никто не собирался. Пленники чувствовали, что их ноги уже начало припекать. Вертолет все не возвращался…

После первого захода на деревню бакубонгов Даша, нацелив вниз бинокль, сразу разглядела Василия Ивановича, висевшего на столбе посреди деревни, и какого-то чернокожего, привязанного рядом с ним. Пленники были обложены хворостом, что вызвало у экскурсовода ассоциацию со средневековой казнью ведьм или последними минутами несчастной ясновидящей девы Жанны д'Арк. Когда вертолет замер над площадью, Даша тоже замерла от ужаса — к кострищу приближался дикарь с факелом в руке. Это могло означать только одно: несчастных пленников сейчас предадут мучительной казни. Доброе сердце Даши сжалось от ужаса, включив материнский инстинкт и призывая спасать слабых и беззащитных.

— Володя, это они! — завопила Даша, дергая мужа за рукав. — К столбам привязаны! Бедненькие! Их поджигают! Быстрее!

— Не успеем, — вынес приговор Володя, взвесив шансы на спасение бедолаг.

— Сделай хоть что-нибудь! Это же наши, русские! — Даша уже орала нечеловеческим голосом, взывая к мужниному патриотизму. — Их же убивают у нас на глазах!

— Я не бомбардировщик, — буркнул Володя, выводя «восьмерку» на очередной заход. — У меня ни бомб, ни ракет…

Заводя машину на цель, он прикинул, сколько воды осталось в его «лоханке», подвешенной под фюзеляжем после возвращения с пожара в Грин Пойнте.

— Эх, была не была! — сказал Володя и, заложив лихой вираж, вывел вертолет прямо на центр площади.

— Горят уже! — закричала Даша. — Что же делать?!

Володя зажал штурвал между ног и нажал на рычаг сброса воды. Облегченный вертолет резво подпрыгнул.

— Стоять, дружище! — Вертолетчик плотно обхватил ладонями баранку штурвала. Машина уверенно подчинилась команде. Володя заложил вираж и понесся прочь от деревни бакубонгов, держа курс на лодж «Читва-Читва».

Даша гордо улыбалась, глядя на мужа. В ее глазах он стал настоящим героем, метким и бесстрашным. Впрочем, так оно и было на самом деле.

— Что, понял теперь, урод? — орал мокрый Петруха в лицо вождю бакубонгов: главный бегемот подбежал к кострищу и с благоговейным ужасом оглядывался вокруг. — Будешь знать, падла, как сжигать великого колдуна!

Вася глупо улыбался, все еще не веря в спасение. После дружеского «налета» о продолжении казни не могло быть и речи — кострище, как, впрочем, и вся площадь, превратилось в натуральное болото.

Перепуганные бакубонги метались вокруг, не понимая, что происходит. Тонго велел растерянным воинам отвязать пленников от столбов и отвести их в одну из хижин. По-видимому, чары этого червяка оказались сильнее традиций бакубонгов — против железных птиц бледнолицых с томагавками не попрешь. Это наводило на определенные мысли: связываться с колдовством белых дикарей — себе дороже…

Ленивые львы по-прежнему несли свою вахту рядом с вышкой в надежде на кусок деликатеса, а яркое африканское солнце жалило оперов безжалостными лучами. Это напоминало изощренную пытку, но ничего не попишешь — природа оказалась сильнее цивилизации, которую представляли здесь Плахов и Уваров.