Юлия Панченко: Возмездие (СИ)

— Если не ясно, то я жду хотя бы каких-то объяснений. Мы притащились сюда — черт знает куда, в забытый богом городок, чтобы ты что — зашла к мужу повидаться? Напомнить тебе, что должна была сделать? — с каждым сказанным словом, Третий начинал злиться все больше.

— Отвяжись, — подскочила я на полке, чуть не протаранив лбом верхнюю. — Я сделала.

— В самом деле?

— Да!

— Что-то я не заметил.

— Слушай внимательно и хорошенько пораскинь мозгами, ладно? — издевательски начала я. — Все элементарно Ватсон, проще простого! У Вадима на кухне большая коллекция вин. Его любимое — страшная сладкая гадость, которую никто больше не пьет. От этого вина задница слипается, столько в нем сахара, но муж употребляет его регулярно — каждую пятницу, три бокала за присест. Так вот, в аптеке был куплен шприц и средство для гипотоников, которое быстро, в разы повышает давление. Сейчас препарат — в ополовиненной бутылке. Весь, до капли.

— Все гениальное — просто, — кивнул Третий и посмотрел внимательно, будто впервые увидел.

— Сегодня вторник, так что до пятницы порядком времени, и алиби, если потребуется, мы обеспечим, — я отвернулась, переведя взгляд на свои руки.

Они дрожали.

— Думаю, никто никого подозревать не будет. Подумай сама: мужчина за тридцать, трудоголик, изрядная доля спиртного, скачок давления, препарат, скорее всего, растворится в крови. Даже разбираться не станут, — Третий почесал бровь и сказал: — умн о .

Ответить мне было нечего, поэтому я промолчала.

***

В воскресенье вечером позвонила Марина. В самом звонке не было ничего странного — обычно в это время мы и созванивались, но едва из ноутбука послышалось веселое «бульканье», сердце натурально провалилось куда-то вниз.

Всю неделю я мучилась кошмарами — снилось всякое: то, как жили с Вадимом, как расстались. Одна часть сознания извелась, не единожды пожалела, что пошла на поводу у Третьего, другая смиренно ожидала известий.

Артем, чувствующий мое настроение, на удивление был покладист, не донимал больше обычного, оставляя за мной расширенную зону комфорта. На такое благодушие я еще больше злилась — не то чтобы винила его целиком и полностью, нет, скорее, он раздражал спокойствием, которым я похвастать никак не могла.

Марина выглядела скучной, сонной. Под глазами залегли тени, кожа будто потускнела, хотя, вполне возможно, это был огрех освещения.

— Привет, — улыбнулась я, с трудом разжав онемевшие враз лицевые мышцы.

— Привет, Златка, — кивнула подруга.

Она опустила глаза и уже тогда я всё поняла. Что-то внутри оборвалось, стремительно полетело вниз, а потом разбилось на мелкие осколки. Было ли это «что-то» сердцем, совестью, чувством вины, не знаю.

— Что случилось? — спросила, ощущая, как от лицедейства к горлу подступает горечь.

Маринка подняла глаза, попросила:

— Только не плачь!

А потом сказала, что Вадим умер.

— Инсульт, — развела она руками, а потом обхватила себя на плечи, — лопнул сосуд, смерть произошла почти мгновенно. Он потерял сознание, любовница вызвала скорую, но врачи сделать уже ничего не смогли.

Говоря, Маринка плакала, а я застыла. Моргнуть не смогла, так сухо сделалось в глазах. Пошевелиться, сделать что-то, сказать — была не в силах.

— Перезвоню завтра, — сказала подруга, видя, что я окаменела.

Она отключилась, а я еще некоторое время смотрела на белый экран.

Вздрогнула, когда Третий опустил руки на плечи.

Молчал, а я готова была взорваться от пустоты, которая накатила, затопила все внутренности. Ненавидела себя — в тот момент ярко, как никогда.

— Зачем это было нужно? — потрескавшимися от сухости губами, спросила у Третьего.

— Чтобы сжечь все мосты, — глухо ответил он.

Этот ответ вызвал бурю протеста. Тряхнула зло плечами, сбрасывая его руки, встала.

— Тогда нужно еще убрать Маринку? Бывших коллег по работе? — закричала в лицо, взмахнула руками.

Невозмутимость его дала трещину, на одно мгновение, но я успела увидеть — Третий был раздражен, взволнован.

— Не говори ерунды, — сказал резко, — если ты не понимаешь элементарных вещей, то я не намерен показывать тебе все на пальцах.

— Да пошел ты! — крикнула я в ответ и ушла, напоследок заперевшись в комнате.

Следующие дни проплыли в непроглядном тумане. Я лежала в постели, переживала, как могла, смерть Вадима — плакала и просила прощения, зная, что он никогда не услышит.

Третий не беспокоил меня, только приносил еду, а потом сразу уходил.