Юлия Панченко: Возмездие (СИ)

На похороны не поехала — знала, что не выдержу. Чувство вины было таким острым, что впору было вскрывать им вены.

Еще через несколько дней Третий принес адреса.

Я сидела на подоконнике, Счастливчик скрутился бубликом под согнутыми в коленях ногами, утешал, как только мог: грел теплым мехом, урчал и щекотал усами.

Третий вошел без стука, давая понять, что безмолвный траур окончен. Посмотрел на меня, на убранную комнату — в последние дни я не знала, куда себя деть, вот и трудилась, а потом протянул согнутый пополам лист.

Теперь адреса мне были нужны даже больше, чем раньше — я должна была завершить задуманное, доказав себе, что смерть Вадима была не напрасной, не пустой блажью спятившего любовника.

Взяла лист, развернула. На нем было три адреса — два в столбик, а третий особняком — под жирной чертой.

Подняла глаза на Третьего — он следил за мной с наигранной ленцой во взоре.

— Поймешь, — ответил он, а потом вышел, тихо затворив за собой дверь.

Я собралась в рекордные сроки, да и что там было, тех вещей — небольшая сумка и перевозка с котом.

Третий что-то варил на кухне, не обращая на мою возню никакого внимания — знал, что будет так. Не мог не знать, что сбегу сразу, как только заветная бумажка окажется в кармане.

На улице крупными хлопьями шел снег. Календарная зима подходила к концу, но в северном краю ей царствовать еще долго, вот снег и укрывал землю, напоминая, что рано ей еще просыпаться.

Я постояла на крыльце, послушала тишину, подышала морозным, чистым воздухом. Вернулась в дом — на этот раз необходимо было попрощаться. Сжечь мосты, как сказал Третий, чтобы некуда было возвращаться.

Он обернулся, держа в правой руке ложку, а потом отложил ее в сторону и повернулся всем телом. Глянул выразительно — вопросительно выгнув бровь.

— Не обманул? — спросила, прислонившись головой к дверному косяку.

— Нет, — просто ответил он, покачав головой, — там подлинные адреса.

Третьему было не обидно от того, что я подозревала его во лжи. Думаю, больше его задевало, что не пожелала остаться с ним на положенные полгода.

Мне нечего было больше сказать, и оттого трижды успела пожалеть, что вернулась проститься, но, продолжала стоять и смотреть. Впитывать его настроение, запоминать черты, силу, которой он был наделен, и которая сквозила в каждом жесте.

Третий был важной фигурой на шахматной доске моей жизни — ему довелось сыграть судьбоносную роль, он выступил почти что богом, сначала спася меня от смерти, а потом, заставив отобрать чужую жизнь. Наверное, поэтому я чувствовала к нему что-то необъяснимое, не поддающееся расшифровке, не имеющее названия.

Третий был опасным, слишком опасным человеком. Он был чересчур сильным, странным для обычной жизни, где положено исполнять привычные роли — играть в мужа и жену. Для него эти социальные каноны были пустым местом — он говорил «хочу тебя» или «ты убьешь своего бывшего мужа», а потом как ни в чем не бывало, готовил мясной соус, разжигал огонь в камине и доводил до исступления ласками, прикосновениями рук, губ, языка.

Он был другим, отличимым от основной массы мужчин, и эта его особенность манила меня, как манил огонь глупых мотыльков.

— Что застыла? — насмешливо спросил он.

Улыбнулся криво, любимым жестом выгнув бровь.

— Я ухожу, — сглотнув, ответила я, отлепившись, наконец, от дверной лутки.

— Заметил, — кивнул Третий, — скатертью дорожка.

— У нас был уговор, — напомнила я, — что ты поможешь.

Третий рассмеялся, закинув голову к потолку.

— Я тебе уже помог, — сказал, отсмеявшись, — катись.

Мне было, что сказать в ответ, но я не стала зря сотрясать воздух. Ушла, напоследок отсалютовав Третьему и заметила, как он усмехнулся в ответ.

***

Настроение было на удивление приподнятым. По дороге в город даже подобрала голосующего на обочине попутчика. У парня сломалась машина, а ехать нужно было срочно: он объяснил, что ждать эвакуатора, не всегда выезжающего на вызов вовремя, возможности нет, поскольку время дорого, и я, пожалев, незнакомца подобрала. Веселый паренек в знак благодарности рассказывал анекдоты, нахваливал внешность кота, а тот, с присущим ему смирением, терпел поглаживания и потискивания.

Уже в черте города, высадив нового знакомого около метро, заехала в супермаркет за продуктами.

Такую неспешность, неторопливость даже, оказывала бумажка, что покоилась во внутреннем кармане пальто. Как остается нетронутой вишенка на торте, а самая вкусная конфета припасается для конца чаепития, так и я оттягивала главное, зная — теперь ничто не помешает совершить задуманное.