Третий целовал мое лицо, а я доставала осколки и зализывала его царапины. Мы говорили. Он — все еще бледный, взъерошенный, не хотел выпускать меня из объятий, а я и не желала выбираться из уютного кольца его рук.
***
— И что? — спросил дед, стукнув Маэстро по лбу, чтоб тот не лизал мне руки, — он спланировал это все давным-давно?
Мы сидели на улице, пили чай и заедали его малиновым вареньем. В воздухе сладко пахло яблочным цветом, слышалось стрекотание цикад.
— Сказал, что убил их в тот же день, как отпустил меня, — я украдкой скормила алабаю блинчик, чтоб не обижался.
Остальные собаки засопели, но выдавать секрет не стали. Знали, что от деда мне достанется разбор полетов за нарушение гастрономической дисциплины.
— Зря, получается, стрелять училась, — хмыкнул дед, скосив глаза на мои испачканные жиром ладони.
— Как знать, может, пригодится, — пожала плечами я.
Дед выразительно погрозил мне пальцем и шикнул, заметив машину Артема, приближающуюся к воротам.
— Доброго времени, Виктор Александрович, — протянул руку Третий и наклонился, чтобы поцеловать меня в макушку.
— Доброго-доброго, — проворчал дед, пожимая протянутую ладонь. — Иди-ка, ты руки мыть, — кивнул он Артему, — и за стол садись скорей, пока твоя Златка не скормила все блины этим наглым собакам! — тут хозяин стрельбища вторично погрозил мне пальцем и неодобрительно глянул на алабаев, что разлеглись вблизи полукругом.
Третий засмеялся и отправился в дом.
— Я рад, что ты в надежных руках, — помолчав минуту, выдал дед.
— Перестань, — отвела взгляд я.
— Это ты прекрати дурить, — жестко сказал дед, — что тебе еще для счастья надо?
Подумав, я не смогла ответить. Теперь для счастья у меня, и правда, было всё.
***
Маринка рыдала.
— Ты сошла с ума! — в который раз запричитала она и громко высморкалась в бумажный платок.
— Перестань блажить, — поморщилась я и обернулась к Третьему, что бессовестно смеялся, стоя поблизости.
Впрочем, в зону видимости веб-камеры он не попадал, чем нагло пользовался.
— Что такое? — спросила у него, пока подруга доставала из пачки новый платок.
— Забавно наблюдать за таким трогательным моментом, — ответил Артем и напускно фыркнул.
— Златка, зачем ты это сделала? — снова закричала Марина и тыкнула в экран розовую бумагу с ярко-синей печатью.
— Чтоб ты спросила! — разозлилась я.
Спорили из-за дарственной. Квартира, после смерти мужа, как и полагалось, перешла ко мне по наследству. Вадим не успел оформить никаких бумаг — умирать молодым он не собирался. По ясным причинам я в той обители жить не собиралась, продавать тоже не хотела, так как денег было вдоволь. Мы с Третьим не придумали ничего лучше, чем подарить квартиру Маринке.
И та, ясное дело, принимать такой подарок отказывалась наотрез.
— Я просто не могу! Это слишком! — снова запричитала она, икнув, и следом глотнула воды из высокого стакана.
— Марина, — после небольшой паузы, очень серьезно обратилась я, — квартира твоя. Можешь продать ее, сжечь, оставить будущим детям, мне все равно. Это понятно?
Наверное, что-то было в моих глазах или тоне убедительное, отчего подруга наконец-то кивнула.
— Вот и прекрасно, — обрадовалась я, — давай-ка обсудим твой приезд. Билеты заказала?
Мы поговорили еще минут двадцать, а потом простились — ненадолго, потому что подруга обещала в скором времени нас навестить.
Я вздохнула, когда руки Третьего легли на плечи.
— Ты всегда отдаешь долги, верно? — шепнул он мне на ухо.
Кивнула, ответив:
— Да, отдаю. Каждому — по заслугам.
Третий лизнул мочку уха и по шее у меня пробежали мурашки.
— Тогда как насчет моих заслуг? Вчера ты обещала…
То, что Артем шепнул на ухо, я не осмелилась бы сказать вслух — настолько неприличным и сладким то оказалось слово.
Я вытянула руки, провела по его густым волосам и, встретившись с возбужденным взглядом, сказала:
— Раз сказала, сделаю.
Третий засмеялся, подхватил меня на руки и даже слегка подбросил. А потом наклонился к лицу, и тихим, серьезным шепотом сказал:
— Златка, как же я люблю тебя!
Я спрятала лицо у него на груди и тихо ответила:
— Я тебя тоже.
Февраль. 2017.