Анастасия Шец - Шах и мат

– Здравствуй, Максимочка… Зачем пришел? – Бабушка пропустила его в дом и вежливо улыбнулась.

– Я за Настей. Мы так давно не гуляли… – Максим осекся, оперся на косяк и, кинув на меня насмешливый взгляд, продолжил: – Вы же ее отпустите?

Мне казалось, что от моей злости сейчас взорвутся все лампочки.

– Конечно отпущу, золотой.

– Я не хочу, слишком устала в школе, – возразила я.

– Не отказывайся, не будь занудой, идем!

Он знал, что нужно сделать: тяжело вздохнул и закатил глаза, поворачиваясь к моей бабушке. Подстава.

– Настя! Ну что ты бедному мальчику отказываешь? Ничего ты не устала, всего десятый класс!

Я громко фыркнула.

– Не смей фырчать на меня. Иди развейся! Скоро жду домой. Все равно родители твои не вернулись. Вы же недолго, правда, Максик?

– Конечно, Антонина Федоровна.

– Просто Тоня. – Бабушка смущенно захихикала и, словно семнадцатилетняя девчонка, убежала на кухню, оставляя меня в абсолютно безвыходном положении.

– А ну, Вайолет. Беги, одевайся. А то твои пижамные шортики никто не оценит.

Я опустила глаза и буквально вспыхнула, но все же пошла в комнату, громко хлопнув дверью. Стоит Максиму улыбнуться – женщины падают к его ногам. Даже его подмышки, наверное, вызывают восхищение. И откуда в нем столько обаяния? Эта его фишка всегда чертовски бесила.

Одевшись в черные джинсы и свободную светлую футболку, я дополнила это массивными ботинками и своим любимым пальто. Последнее внезапно стало лишним – на улице ощутимо припекло. Увидев, что я готова, Максим ласково попрощался с моей бабушкой и бесцеремонно взял меня за запястье, уводя из квартиры.

Чтобы дома не видели нашей ссоры, я терпела, но на улице, в метрах пяти от подъезда, сильно дернула рукой и вырвалась.

– Максим, давай ты прекратишь это?

– Что прекратишь? – Он спокойно повернулся и окинул меня взглядом.

– Это… Это все! – Я всплеснула руками, повышая голос. – Сначала напросился ко мне домой, а теперь зовешь гулять, ты же меня ненавидишь, что ты задумал?

– Да с чего ты взяла, что я что-то задумал?! – Максим оскалился и сделал пару шагов вперед, наступая на меня. Я мигом замолчала. – Может, я хочу вернуть все как было! Может, я готов забыть наше детство! Ты об этом не подумала, Мальвина?!

– Я не Мальвина! И… Нет, не подумала. Но…

– Что – но? Что? – Максим скрестил на груди руки. – Я сделал тебе что-то плохое уже? Настолько плохое, чтобы ты не могла поверить в то, что я говорю? Да брось!

– У меня…

– У тебя одни догадки. Ты сама знаешь, я вспыльчив и могу наговорить лишнего.

Я задумалась. Может, я зря боялась? Напридумала лишнего, решила заранее, что все будет плохо. А он просто искал подход? Может, мы выросли из детских обид? Я скучала, а потому внутри меня шла ожесточенная борьба. Верить или… Так хотелось верить.

– Ну, допустим, ничего плохого ты не хочешь сделать. Тогда что?

– Всего лишь собраться старой компанией. Поделиться тем, что произошло за это время. Погулять по старым местам… – Максим вновь загадочно улыбнулся, но казалось, в этой улыбке сквозило нечто теплое, родное и по-настоящему живое. – Так что?

– Пошли… Попробуем. – Я неловко кивнула. Если бы я сказала, что согласилась неохотно, то соврала бы.

Все мысли испарились, даже те, которые заставляли сомневаться во всем и всех. Стало необыкновенно легко… К черту шахматы. К черту все дурацкие игры. Мы взрослые и свободные. Мы можем выбирать, как жить. Я не хочу бояться.

Разговор не клеился. Максим пытался говорить о футболе, прошедших годах, о том, как жила здесь его бабушка и вообще семья. А я пыталась хоть как-то разговор поддержать, но что-то совсем не выходило. Мы часто замолкали.

– Куда мы идем?

– На наш мелзавод. Помнишь его, да ведь?

Он усмехнулся и засунул руки в карманы. Я слегка поежилась. Снова возникли немного нехорошие мысли.

– Да… Помню. Полуразрушенная бетонная труба, лабиринты-подвалы, странные комнатки с неработающим оборудованием… И тот сказочный мостик.

– Я помню, как-то упал с него, – перебил Максим. – Почти три метра, небольшой ручей… Столько кровищи было, поцарапал себя тогда знатно. Но я счастливчик. Мог себе что-то сломать.

– Ты вообще как в рубашке родился… Всегда тебя легко проносит.

– Это верно… – Его голос звучал совсем как в детстве: такой мягкий и добрый. Да и выглядел он не… по-акульи. Не дико. Скорее как рыцарь в доспехах. В холодных доспехах, скрывающих его самого, настоящего, ото всех.