Георгий Олежанский - Шах и мат

г. Москва, июнь 2011 года

Мир проваливается. В бездну, в бесконечную пустоту, откуда не выбраться. Пытаешься зацепиться за что-то, что остановит падение, но не получается. Пальцы разжимаются, сами, непроизвольно. Просто нет сил, ни физических, ни моральных. А возможно, нет и желания. Воля подавлена, ведь мечты разрушены и надежды разбиты. Будущее сменило статус с «безоблачное» на «будущего нет». И жизнь потускнела, превратилась в невыразительное серое пятно. И мир стал похож на прерывисто моргающую тревожную красную лампочку «alarm».

Слушатель четвертого курса юридического факультета Академии ФСБ России Илья закрыл зачетную книжку, где красовалась вторая «пара». Вот так размашистым почерком преподаватель по уголовному процессу определил дальнейшую судьбу Ильи, которая теперь пойдет противоположным от органов безопасности курсом.

Молодой, крепкого сложения, жилистый простой рязанский парень Илья, некогда полный амбиций и желаний, сейчас был подавлен и утомлен. Он оказался не готов к сильному удару судьбы в лице преподавателя по уголовному процессу, отправившему его в нокдаун на канаты жизни. И не важно кто ты, как ты бьешь сам — а бил Илья крепко и наверняка, — главное, можешь ли держать удар. Удар Илья выдержал. Вот только пришедшая после боль, сбив с ног, мешала собрать волю в кулак и подняться с канатов. Лишь пустой, хаотичный взгляд и крепко стиснутые зубы и губы, сквозь которые рвался крик, являлись немыми свидетелями тяжести такого удара.

— Ну? — хлопнул Илью по плечу однокашник Коля. — Как?

— Никак, — отмахнулся Илья, показав другу зачетку.

Коля присвистнул от удивления.

— Ни хрена себе!

— Да уж… — Илья забрал зачетную книжку и принялся теребить ее. — Тройку не поставил из прин ципа.

— Это из-за того прогула? — спросил Коля, на что Илья просто кивнул. — Вот же принципиальный попался.

Но в данный момент преподаватель по уголовному процессу Илью нисколько не интересовал. В голове сидел другой вопрос, философский, в духе Чернышевского: что делать? Не представляя себя на другом поприще — не в рядах госбезопасности, которой Илья грезил со школьной скамьи, — он пытался вообразить себе дальнейшую судьбу. И не мог.

— Он же сказал тогда, что мне придется очень сильно постараться, чтобы сдать ему экзамен.

— И что теперь будешь делать?

Илья ответил не сразу.

— Да пошло оно все! — зло бросил он зачетку. — Если служба в «конторе» зависит от прихоти и уязвленного самолюбия преподавателя-теоретика, сдалась она мне! Зато есть повод, в конце концов. Сегодня можете меня не ждать.

Китайский колокольчик, висевший над дверью бара «Знатный фазан», славившегося собственной пивоварней, мягко звякнул, мелодично переливаясь сотнями звуков полых металлических трубок. Официант около барной бросил в сторону входа ленивый взгляд, бегло оценив молодого человека, и, не увидев в нем того, кто оставляет чаевые, снова углубился в телепрограмму «Пусть говорят».

Между тем посетитель, нисколько не удивившись столь равнодушному приему, прошел в глубь зала и устроился за стойкой.

— Ром, — сухо бросил молодой человек, обратившись к тому самому официанту, что лениво поглядывал телевизор.

— Я налью вам, — произнес немолодой и довольно полный мужчина, похожий на типичного бармена.

Официант облегченно вздохнул.

— В это время, — продолжил бармен, ловко проскользнув за стойку несмотря на комплекцию, — редко кто заходит, чтобы выпить. Поэтому с обслуживающим персоналом возникают небольшие, так скажем, проблемы.

Через мгновение на стойке появился стакан. Бармен бросил в него несколько кубиков льда и налил пятьдесят граммов «Bacardi black».

— Спасибо, — грустно улыбнувшись, поблагодарил молодой человек.

— Как тебя зовут? — спросил бармен, облокотившись о стойку.

— Илья.

Залпом выпив поданный ром, Илья попросил еще одну порцию, легко постучав по стакану.

— Я, конечно понимаю, что это не мое дело, — бармен налил Илье еще порцию, — просто положение бармена обязывает предупредить тебя. Какими бы ни были причины напиться, пойми, что оно того не стоит.