Мэри Боу - Молодой, значит злой

Охрененно выглядит с чёрным глянцем на ногтях и чёрным карандашом, а самое главное, он Тома понимает лучше всех этих стервозных родивших вокалисток.

Думает так, конечно, в шутку, это всё несерьёзно, забавный прикол для тех, чей ай-кью выше скромной отметки в «кое-как набрал девяносто, но ничего, зато мне тёлки дают, а задротам нет».

Если быть до конца честным, в последнее время чувствует какую-то апатию: ни тесты, сданные на сто баллов, ни универ, в котором его готовы с руками оторвать, только бы он учился у них, ни лучшая подруга, исправно пишущая ему каждый день, и видно по ней, что на Эшли ей не наплевать, не из вежливости спрашивает, как дела, – всё это перестало радовать, чувствует себя как кот, которому отрезали яйца.

Ничего уже не радует.

А тут подоспела такая забавная приколюха – сыграть во влюблённую фанатку и её влажные сны о том, как она не просто девушка кумира – она его жена, любимая и единственная, ну, забавно же.

Вот Эшли и ухмыляется в зеркало, смывая пену и почистив зубы, придирчиво осматривает свои ногти и делает вывод, что ещё один день выдержат, а после школы уже можно перекрасить.

С карандашом, правда, вышло не очень – новый, к нему нужно привыкнуть, но никто, кроме него самого, этого не заметит: что для Эшли слишком небрежно, то для других «вау, какая ровная и тонкая линия, да я у мамки визажист!».

Брат, конечно, уже тарабанит вовсю, того и гляди защёлку с мясом выдерет, такой маленький – и столько злости!

Только вот безобиднее котёнка, невесело усмехается в зеркало.

Эшли надо ещё пять минут – и перестать корчить рожи в зеркало.

Благо у них туалет и ванная раздельные, иначе бы он точно чокнулся и без Тома, за это время как раз удовлетворяется, что подводка выглядит нормально, выходит, не обращая внимания на раздражённый взгляд брата.

Следующим делом Эшли, разумеется, пишет ей «с добрым утром», благо у них совпадают часовые пояса.

«Доброго, Эш», – и смайлик ставит, знает же, как это раздражает, даже театрально кривится, мысленно, разумеется, пока ковыряется в яичнице.

«Как у тебя дела, что новенького? Уже купил гитару, чтобы как Том быть?»

По спине пробежал неприятный холодок, и кусок не лезет в горло.

Конечно же, в этом нет никакой мистики, и мысли она читать не умеет, попросту Томаса она считает своей любимой «булочкой с корицей» – Эшли её так и не может отучить от этого ужасного тамблеровского диалекта и профдеформации от сидения в «Твиттере», – и знает прекрасно, как это его раздражает, и нарочно продолжает. Это Эшли в ней и нравится.

Они болтают о чём-то отвлечённом, невразумительном, перескакивая с темы на тему, но останавливаются на самой благодатной – чо вообще делать, когда получишь аттестат? Всмс собирать вещи и съезжать? Вот прям реально? На самом деле? А ещё тебе уже 18??? Каково быть таким старым, а?

Ей отвечает что-то невразумительное, по смыслу – «ну, норм».

А на самом деле Эшли думает только о том, как бы ей сказать, что двенадцатый из ста самых лучших гитаристов всех времён и народов ему тоже стал небезразличен. Конечно, посвящать её в подробности «с видениями, но как бы не совсем» ещё рановато, пока он сам в этом не разобрался до конца.

Поэтому попросту спрашивает, как прошёл последний концерт, на котором она была.

С того дня много времени уже утекло, но тогда Эшли особо и не интересовали подробности. Ну как не интересовали, на заданный вопрос «что там да как» короткий ответ в полсотни слов удовлетворил. А сейчас хотелось подробностей. Если честно, уже от одного вопроса об этом учащается пульс и становится невыносимо жарко и сложно дышать, а эйфория накрывает с головой, как было в тот день, когда она назвала лучшим другом.

Глупую улыбку, конечно же, замечают все: и мама, и папа, и брат, и если первые двое попросту делают себе заметку спросить, что случилось у него такого хорошего, если момент будет удачным и если он не разочаруется в жизни снова ещё пуще прежнего и спрашивать будет уже нечего, то младший брат, конечно, хмурится и ехидно спрашивает, не расфрендзонил ли Эшли ту несчастную «лучшую подругу».

Должна была по всем канонам повиснуть неловкая тишина, а мамка – строго спросить, где он таких слов понахватался, и батя – ещё пригрозить, что если услышит ещё раз, то оставит сегодня без компьютера.

Но этого нет, разве что мама советует сначала прожевать, а потом уже говорить, непонятно же ничего. И Эшли спокойно доедает свой завтрак.