Диана Шмелева - Ошибка разбойника

Собутыльник дона Стефано действительно присмотрел в жёны воспитанную в пансионе при монастыре бесприданницу, опекуны которой прислугу держали впроголодь, что позволило кабальеро за несколько монет проникнуть в спальню девицы посреди ночи. Конечно, за доверенную продажной прислуге честь любой женщины не дашь ни гроша, но в данном случае мужчину интересовали не утехи или тщеславие, а поведение девушки, оказавшейся в более чем щекотливой ситуации. Сама по себе невеста пьяного болтуна была не во вкусе сеньора дель Соль.

Сеньорита проснулась, испугалась, чуть было не закричала, но разбойник зажал ей рот, шепнув:

«Не хотите же вы, чтобы в вашей комнате застали мужчину?», – Почувствовав, что его жертва замерла, дон Стефано ослабил хватку.

«Кто вы?» – тихим дрожащим голосом спросила девушка, тщетно пытаясь в темноте разглядеть незваного гостя.

«Я пришёл поговорить с вами о непорочности», – произнёс дон Стефано. Занятый тем, как незаметно проникнуть в дом, кабальеро как-то не подумал, с чего начнёт разговор и станет ли вообще разговаривать, а теперь сам удивился нелепости своих слов.

От изумления бывшая пансионерка, кажется, успокоилась, села на постели и вновь вгляделась, но опытный разбойник сел спиной к окну, поэтому лунный свет не помогал девушке рассмотреть лицо мужчины, чтобы она позже смогла узнать его. Дон Стефано тем временем приступил к исполнению своего плана. Он быстро протянул руку к лицу девушки и погладил её по щеке. Сеньорита дёрнулась, отстраняясь.

«Прошу вас, меня нельзя трогать!»

Подумав: может быть, в словах о пользе монастырского воспитания и вправду что-то есть, вслух дон Стефано самым мягким тоном продолжил:

«Не бойтесь меня, сеньорита. Я всего лишь раздумываю, стоит ли отправлять сестру на воспитание в монастырь, и хотел откровенно поговорить с пансионеркой. Вы понимаете, днём подобный случай не представится… Хорошо ли с вами там обращались, каким правилам обучали?».

Девица то ли была достаточно наивна, что поверила тайком забравшемуся в её комнату человеку, то ли понадеялась – не спорить с ним будет лучше, но отвечать стала. Усыпив её бдительность, кабальеро быстро коснулся рукой девичьей груди. Пансионерка замерла, смолкла, попыталась отбросить мужские пальцы, и, обеими руками защищаясь от прикосновения к груди, пропустила, что вторая рука кабальеро задрала подол её рубашки. Россказни, что воспитанницы монастыря понятия не имеют, где в их телах расположена честь, вполне себе подтвердились. Скорее раздосадованный, чем предвкушающий удовольствие, дон Стефано собирался раздвинуть колени девушки, но сеньорита прижалась спиной к стене, подобрала ноги и пробормотала:

«Так нельзя, вы же не священник».

«А… в монастыре вас ощупывал священник?»

«Мой исповедник сказал, что я очень грешна и назначил мне епитимью – носить верёвку на голое тело, а потом сам одел на меня подходящий жгут».

«Вы позволили ему одеть вам верёвку на голое тело?»

«Нам всегда говорили, что мы должны слушаться исповедников. Я сомневалась, но он спросил, из какой я семьи, – девушка очень смутилась, но почти шёпотом продолжала. – Идёт ли у меня кровь… и потом сказал, что раз я бедная сирота, то некому сделать пожертвование монастырю во искупление моих грехов, я не должна сметь спорить с ним».

«Как он это сделал? Как одел на вас эту верёвку?»

«Не знаю. Велел мне лечь и закрыть глаза».

«А… потом?» – дон Стефано уже догадался, что исповедник сотворил с пансионеркой, воспользовавшись её бедностью и невежеством.

«Мне было больно… Я не знала, что верёвку одевают так странно».

«Текла кровь?».

«Простите, сеньор…» – бедная девушка заметно смутилась. – «Но, раз у вас есть сестра, то вы, наверное, знаете, как её избавлять от грехов».

«Когда это произошло?».

«Когда дядя и тётя сказали, что через несколько дней заберут меня, это было… Два месяца назад».

«Кровь больше не шла?».

«Нет, сеньор… эти два месяца у меня больше не шла кровь. Наверное, я очистилась от греха, за который мне была назначена епитимья».

Дон Стефано отодвинулся от горе-невесты своего приятеля и прикрыл её одеялом. Больше ему здесь ничего не было нужно. Пора было выбираться, оставив беременную дурочку её судьбе, но кабальеро медлил, хотя не имел никаких резонов задерживаться в этом доме. Почему-то он вспоминал перегар, которым искатель непорочности дышал ему в лицо на попойке в борделе, и как приятель несколько дней назад представил невесту – зашуганную серую мышку, опекуны который разве что руки не потирали, подыскав бедной родственнице некрасивого, неумного, с не лучшей репутацией, зато состоятельного жениха.