Александр Слепаков - Вся история Фролова, советского вампира

Да, на военную службу она в конце концов не пошла. Хотя её очень уговаривали два гиганта – старших лейтенанта. Решила посвятить своё время мне, а не армии. Я не возражал.

Военные про её прошлое почти ничего не знали. Как и вообще никто не знал. Знали только Мария, Тома, Валера и я. Знал ещё поэт, но уже никому не мог проболтаться. Военные не знали. И очень хорошо. Сильва с ними не поддерживала связи. Кажется, Тома созванивалась периодически с танкистом. А второй, разведчик, кажется, тоже ей звонил. Вроде бы у них всё было хорошо. Ещё бы. Я думаю, наверняка и в звании повысили обоих, и награды дали. Они ведь реально большое дело сделали. Ситуация была грозная. Да… командный пункт под землёй размонтировали, всё, что можно, увезли. Все ходы забетонировали, застроили кирпичами. Ящер произвёл впечатление.

Но участковый, судя по всему, знал, как спуститься под землю. Он иногда исчезал с хутора дней на пять. Возвращался усталый, осунувшийся, Елизавете Петровне говорил, что там всё тихо, никто плохой не попадается. А так участковый стал жить, как жил до всей этой истории. Любил выпить, хорошо поесть, ездил к брату, ездил в Самодуровку, детей послал учиться в Ростов в университет. И правильно. Прямо на факультет биологии, где Томин зоркий глаз. С Томой регулярно созванивался сначала, потом звонки пошли реже. Но когда она родила, ездил в Ростов с подарками. Мужа её стеснялся. Но за водкой отошёл. Они хорошо выпили втроём – Борис Яковлевич, Гущин и участковый. Оказалось – интеллигенты тоже любят выпить и вообще они нормальные мужики. Мы с Сильвой подошли позже, после драки и английского.

Мальчик перестал говорить с ней на седьмом месяце. Проявлял большую активность, толкался изнутри. Но молчал. На вопросы тоже не отвечал.

Её пациент умер, похороны показывали по телевизору. Хоронили у кремлёвской стены. Когда гроб понесли к могиле, на пути оказался какой-то корреспондент с камерой. Я даже испугался, что его сбросят в яму и закопают вместе с гробом. Чтобы не прерывать церемонию. Мой рассказ про этот эпизод Тому не рассмешил. Тогда только мы узнали, что генеральный секретарь был её пациентом.

Мальчик родился совершенно нормальный. Рос нормальный. Никаких странностей, отклонений. Тома опять была беременна. Потом родилась девочка. Прошло несколько лет.

Однажды мы с Сильвой были у них вечером. Тома мне сказала, что я сильно изменился. Ещё бы. Мы с Сильвой давно уже дрались одетые, и даже речь у меня изменилась. «Конечно, изменилась, – согласилась Тома, – ты стал намного меньше говорить». Я пошёл посмотреть, что там делает Гущин. Гущин укладывал детей спать. Он сидел на кровати с большой книгой сказок в руках, а мальчик и девочка в пижамках залезли ему на колени. Они требовали сказку про кротов.

Под покровом степи холмистой… Я подумал, что и у нас под покровом степи холмистой глубоко под землёй есть много интересного, такого, что мы раньше и представить себе не могли. О встрече Гущина с великаном на Севере я узнал от самого Гущина. Он не должен был говорить мне, но у него в тех обстоятельствах не было другого выхода. И участковый тоже через год или два вспомнил, как они со Степаном под землёй ходили смотреть на свет и видели подземного человека. И как-то рассказал мне об этом. У меня, конечно, были сомнения, надо ли открывать это широкой общественности, но потом я понял, что общественность давно об этом знает. И общественность совершенно не горит желанием этих великанов искать. И правильно делает.

О событиях, которые происходили в дальнейшем в жизни Тамары Иевлевой, а также Гущина и их детей, участкового, Сильвы, да, кстати, и моей, я, может быть, расскажу в другой раз.

Так, товарищ генерал, как мне представляется, должен выглядеть этот абзац.

Товарищ капитан, я настаиваю на том, чтобы мы использовали формулировку «верная ленинским принципам Польская объединенная рабочая партия ведет польский народ плечом к плечу с братским советским народом к победе коммунистических идеалов».

Но, товарищ генерал, я считаю, что такая формулировка будет плохо воспринята определенными кругами интеллигенции на фоне обострения кризиса.